Алексей Агафонов
Стихиаль

назад Стр.2 читать дальше

05.07.1999

  I’m an alien, I’m a legal alien

— У него пистолет, — сказал Заур.

В полутьме я видел неважно. Мужчина, стоящий метрах в восьми, протягивал руку в мою сторону. Я еще раз объявил в микрофон:

— А теперь для нашего дорогого гостя Васи звучит эта песня.

Мужчина сунул руку в карман и подошел ближе. Он был изрядно пьян, его рот кривился от злости.

— Я сказал не для Васи, а для Маси. Верни деньги.

Я вздохнул и отдал ему его сотню рублей. Он свернул ее в трубочку и щелкнул зажигалкой. Я покорно смотрел, как горит стакан вина, пачка сигарет или что-то другое, на что бы я потратил свой полтинник.

— А теперь иди сюда.

Я еще раз вздохнул. В мои обязанности в нашем дуэте входили разбирательства с публикой. Как только я спрыгнул со сцены, он ударил меня по лицу. Я немного отклонился, удар получился смазанный. Но клиент был доволен. Он объяснил мне, что Вася и Мася — не одно и тоже. Я не стал возражать, хотя до этого мы четыре раза пели для Васи. Вдруг он потащил меня к столу. Заур объявил перерыв и отправился пить коньяк.

Вася развалился на стуле, полуобняв блондинку. Рядом сидела еще одна девушка, неприметная мышка-подружка. Блондинка выпрямилась и напомнила парусную яхту в ревущих сороковых.

— Это Мася, — сказал Вася. За соседним столиком сидели два бугая в темных очках. Судя по всему, это были Васины друзья. Мне не хотелось оставаться, но мог последовать заказ. Кроме того, меня заинтересовала блондинка. Вторая девушка протянула мне руку и назвалась Диной. Вася щелкнул пальцами, и мне принесли стул. Судя по скорости официанта, Вася был местной шишкой. Я поднял бокал за смотрящих Черного моря. Блондинка с усмешкой повернулась ко мне и спросила, кто это такие. Судя по ее стальным абсолютно безразличным глазам, эта роль бы ей подошла.

— Те, кто держат порядок, — сказал я, имитируя пьяную дикцию. — Те, кто знают, куда все это катится, и за каким чертом.

Мышка-Дина посмотрела на меня поверх мощных очков. Ее серые лучистые глаза были упрямы и беспомощны.

Вася протянул мне пятисотку, заказав песню, и я ушел. На террасе открытого кафе оставалось несколько посетителей. Они изредка принимались хлопать в такт или пытались танцевать. Я, не глядя, брал аккорды тремя пальцами левой руки. Через дорогу от нас в темноте ворочалось и вздыхало море.

Заур поднял вверх золотой изогнутый рог саксофона и протрубил соло, в котором эвригрины переплелись с мугамами. «Do yourself, no matter what they say», — закончил я, воткнул микрофон в стойку и спрыгнул вниз. Хозяин кафе, татарин Серивер, выстроил для музыкантов сцену полутора метров высоты. Поэтому бутылки, которые он метал примерно раз в неделю, до нас не долетали. Не говоря уже о стульях.

Мы разделили деньги и пошли каждый своей дорогой. Заур, помахивая футляром, в котором он прятал свой фаллический символ, отправился к пташкам; его походка напомнила мне попытку скрестить павлина с павианом. Я слышал сквозь шелест прибоя, как татарин что-то кричит высоким голосом, потом мимо меня промчался его телохранитель Володя с палкой. У него был сильный удар: дня два назад он свалил с ног человека на две головы его выше и килограммов на пятьдесят тяжелее. Володя не обратил на меня внимания.

По берегу стелился дым из множества шашлычных и крошечных кафе, кое-где еще звучала музыка, последние парочки, пошатываясь и смеясь, разбредались кто куда. Официанты сметали мусор. Бутылки катились по набережной, и в них отражалась луна. До рассвета оставалось недолго, я был пуст, и в этой пустоте металась музыка, как птица, случайно залетевшая в окно. Море, берег, ряды темных тополей — все медленно раскачивалось, но люлька была пуста: младенец плескался в море.

И не он один. Вася, двое его бугаев-телохранителей, Мася и Мышка-Дина тоже готовились к погружению. Все, кроме Васи, были обнажены. На телохранителях оставались только темные очки — по-видимому, их последнее секретное оружие. Блондинка Мася не обманывала ожиданий, а Мышка-Дина их превосходила. Мася, высокая и загорелая, с мускулистыми ногами и руками теннисистки, с высокой грудью, казалась передовым укреплением, охранявшим прохладный оазис ее подруги. Дина, гибкая и изящная, с тонкими щиколотками и запястьями, по-видимому, была танцовщицей. Один из бодигардов держал под локоток изрядно пьяного Васю, а второй снимал с его тощей ноги штанину. Я подошел поближе, и моя тяга к прекрасному усилилась. Вася, наконец, содрал с себя плавки, и его бледный животик навис над морщинистыми грушами. Татуированные атланты и соблазнительные кариатиды медленно входили в пучину, которой уже коснулась розовоперстая Эос, а я отправился в далекий путь домой.

Жить на берегу, где почти круглые сутки орет музыка, было невозможно, и я снимал крошечный домик из фанеры и жести в саду, где росли вишни, персики и грецкие орехи. Одиночество обходилось мне всего в пять долларов в сутки, потому что до моря идти было минут сорок. Но мне казалось, что даже сюда долетает шум прибоя и грохот барабанов. Я приходил с работы под утро, жарил окорочок с перцем и чесноком, резал салат, арбуз, мыл виноград, варил кофе и не спеша поглощал все это за столом в саду. Иногда я приносил с собой местное вино, но чаще пил его днем перед работой прямо на базаре, пробуя по стаканчику у двух-трех продавцов, заедая козьим сыром и глядя на горы, которые, казалось, начинались сразу за поселком. Те же горы я видел, сидя в саду. В их прихотливых очертаниях находили профили известных персонажей уходящего века, но мне виделись другие лица, запрокинутые к небу и обретшие покой.

назад Стр.2 читать дальше