Древняя Русь обладала уникальным восприятием античного мира. Неверно полагать, будто русское православие стало «компромиссом» между отмирающим язычеством и ригористичным византизмом, только и ждавшим, чтобы окончательно переломить ситуацию «двоеверия» в пользу «чистого» христианства. Если бы современный ученый назвал в лицо «двоеверным», скажем, игумена Василия Щековицкого (предполагаемого автора Слова о полку Игореве), то в лучшем случае удостоился бы презрительной усмешки, подразумевающей, что измысливший подобное ни сам, ни предки его в 14-м колене, христианами бытьникак не могли. Впрочем, проблема интерпретации средневекового мировоззрения современными исследователями не наша тема. Нужно лишь учесть, что непродуманная предвзятость в этой области долгие годы мешала объективно взглянуть на одного из базовых персонажей всемирной истории, как она понималась на Руси.
Согласно Еллинскому Летописцу, Гермес (Еремий) происходил от Зевса (Пика или Дия) и являлся законным наследником его великой державы, изначально включающей Ассирию («Асурию») и «все западные земли». «По смерти же Дия, царствовал в Италии сын его Еремий тридцать пять лет. Был же он искусным, разумным и ученым мужем, впервые добывшим золотую руду и ставшим ковать золото. Еремий чувствовал зависть своих братьев, которые были от многих жен, имевшихся у Пика [Зевса], отца его (сам же Еремий родился от первой жены). Видя ярость этих братьев, Еремий покинул Италию, захватив с собой много золота, и отправился в Египет, к колену Хамову, где был принят с честью. И жил он там в великой чести, нося золотую ризу, волхвуя, предсказывая им готовящиеся события. Был же он искусен в беседе, муж дивный и мудрый и нарицался египтянами «Тривеликим», ибо возвестил впервые о Трех Великих Силах сущих». Сам Дий — Зевс считался потомком «первого сына Ноева», Дамия (по одним источникам он ассоциируется с Иафетом, по другим — с Симом). Все это излагали в своих хронографах еще византийцы.
Тем не менее, в древнерусском восприятии Гермеса присутствовало нечто особое, как бы мимоходом открывающееся со страниц Ипатьевской летописи. Под 1114 г. там приведен рассказ о чуде, случившемся неподалеку от города Ладоги: из туч на землю валились пушные звери. Если же кто не поверит, добавляет монах-летописец, то пусть прочтет в Хронографе «рассказ о выпадении с неба клещей Сварогу — Феосту [Гефесту] и о мудром правлении Сварога и его сына, Даждьбога — Солнца». Здесь налицо четкая соотнесенность греческих богов с богами славянского пантеона: Сварог = Гефест; Даждьбог = Гелиос. В послемонгольское время эта соотнесенность отошла на второй план, славянские божества были окончательно отождествлены с эллинскими, а последние, согласно Эвгемеру и первохристианским апологетам, понимались как исторические личности. Необходимость в двойном именовании отпала, а затем была постепенно забыта. Однако до нашествия дело обстояло иначе. Славянские имена богов — первопредков были на слуху: «Тогда, при Олеге Гориславиче, засевались и порастали усобицами, погибали владения Даждьбожьего внука, в княжеских крамолах век людской сокращался»; «Поднялась Обида средь полков Даждьбожьего внука» (Слово о полку Игореве).
Не следует, правда, совершать просчета и делать вывод, что в Киевской Руси продолжали почитать языческих богов. Правильнее было бы сразу отделить почитание от обожествления. Единственным Богом Древней Руси, после Владимирова крещения была Троица, что совсем не исключало почитания собственных предков, в коих числили Даждьбога — Гелиоса. Вплоть до окончательной гибели династии, Рюриковичи сохраняют память о происхождении от того, кого «неразумные язычники» обожествили, поклоняясь как Солнцу, — сверкающему Колесничему Фебу. Квадрига Гелиоса со Всадником в лучевидном нимбе была эмблемой правления московских великих князей Василия II и Ивана III.
Но при чем тут Гермес? — вправе поинтересоваться читатель. Обратимся снова к Еллинскому Летописцу: «После Еремия [Гермеса] царствовал в Египте Фест [Гефест] 6680 дней или 4 года с половиной и 48 дней. Не знали они тогда, как считать лета и месяцы (обычным счетом), а перешли на него после того, как к царям римским попали в подданство. Сей Фест упал с коня во время брани и охромел. Был же он храбрым волхвом. Фест установил закон для женщин быть женой лишь одного мужа и почитать его, а прелюбодеиц казнить. Когда он втайне молился, с неба упали клещи для ковки железа и оружие; так он впервые научил египтян кузнечному мастерству, ибо прежде него бились (с помощью) каменных орудий». Приведя эту историософскую аллегорию о наступлении железного века, Ипатьевская летопись также восхваляет Гефеста за установление единобрачия среди потомков Мицраима. Реминисценции отсюда возникают то в одном, то в другом сочинении Древней Руси. Но самое любопытное, что о правлении Гефеста в Египте собственно греческие мифы не говорятни слова.
Родословную герметической династии продолжает весьма популярная Хроника Иоанна Малалы (славянский перевод Х в.): «По смерти Феоста [Гефеста], которого называют также Сварог, над египтянами царствовал сын его, по имени Солнце, которого называют также Даждьбог. Он был могущественным мужем. По смерти же Даждьбога, сына Сварогова, царствовал Сир [Осирис]». Итак, выстраивается цепочка:

Интерес к античной генеалогии у древнерусской аристократии был устойчив. Так, на печатях белозерских князей можно увидеть Аполлона, рог изобилия и символ дельфина,* князь Федор Волоцкий удостоверял свою подпись зороастрийской эмблемой харизмы Фарно — крылатым диском.** А митрополит Игнатий (Корсаков) в 1680 г. доказал перед царицей Софией происхождение своего рода от Геракла и право добавочного титула «Римский» (его носил далекий потомок митрополита — знаменитый композитор минувшего столетия). Следы Греко-римской мифологии можно обнаружить в самом неожиданном месте: русское дятел (старослав. дитоль, диетоль) напрямую связано с легендой о превращении в эту птицу Пика (см.: Овидий, Метаморфозы XIV, 392 — 396 сл.), отождествлявшегося на Руси с Зевсом — Днем. От имени Пика производится латинское picus (дятел), ну а древнерусское «диетоль» соответственно от Дня. Напрасно искать эту этимологию у М. Фасмера, но факты упрямая вещь, и здесь они налицо.

* См. сборник: Православие и русская народная культура. — М., 1994. Кн.4.
** См. прорись печати в статье «Крылья Солнца»: «Юный художник». 1996, № 3.

Носители верховной власти Московии вполне осознанно поддерживали культ «эллинских философов»*, в число которых входил Гермес, и не они одни. Изображение основоположника алхимии можно было встретить в достаточно удаленных от столицы местах. Например, оно помещалось в Спасо-Преображенском соборе Хутынского Варлаамиева монастыря под образом Спасителя местного ряда иконостаса (XVI — XVII вв.). Отдельно писались иконы и с Днем, его отцом (подобное изображение находилось в
Воскресенской церкви с. Карельского Удомельского р-на Тверской обл.).

* См. подробнее нашу работу «Неуместные боги», публикующуюся в журнале «Волшебная гора» с № VI (1997).

Если главной причиной поддержания культа философов, вероятно, было родословие Рюриковичей, то вероучительным основанием иконографии (распространенной по всей православной ойкумене) служили пророчества о Христе и истинах Нового Завета, приписываемые древним мудрецам. Так, на свитке у Дня было начертано обращение к «Богу Живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них». Эту фразу апостолы Павел и Варнава напомнили жрецу и другим обитателям Листры в Ликаонии. Дело в том, что после исцеления ими хромого народ принял Варнаву за инкарнацию Зевса, а Павла — Гермеса (Деян. 14,12). Апостолы насилу уговорили восторженных ликаонцев не приносить им в жертву волов…
Изречения Гермеса содержались как в составе летописей, так и в специальном памятнике «Пророчества эллинских мудрецов». Наиболее впечатляющим, выдержанным в строгом вокальном ритме является следующий оракул Еремия: «Заклинаю тя, небо, великого Бога дело, заклинаю тя гласом Отчим, иже провеща прежде, хотя весь мир утвердить, заклинаю тя во единородного Его Слова и Духа! ..» В 1644 г. памятник включили в Кириллову книгу, которая в период раскола стала для староверов своеобразным эталоном. Характерно также, что сурово критиковавший отдельные места Кирилловой книги патриарх Никон нигде не выступал против «Пророчеств».
Еще одним фактором устойчивого интереса к Гермесу в древнерусском обществе была цеховая передача секрета огневого золочения, возводившаяся к легендарному фараону. В этой технике выполнялись золоченые двери соборных храмов (уцелевшие можно перечесть по пальцам), которые назывались «корсунскими», так как рассказывали, что первые подобные двери великий князь Владимир вывез из Херсонеса сразу после своего крещения. На медных пластинах были наведены золотом Господские и Богородичные праздники, «бытия» из священной истории со славянскими и греческими письменами. Трудно установить сколько именно дверей было вывезено святым князем, но «корсунскими» считались соборные двери Новгорода, Суздаля и других столиц. Вполне возможно, что вместе с конкретными вратами из херсонского храма к русским ремесленникам перешла и секретная технология их изготовления. Изображения «корсунских» дверей относятся по стилю к opus inauratum (chrysographia). Цеховой секрет «огневого золочения» в Европе был известен лишь узкому кругу алхимиков. Это позволяет думать, что помещение Гермеса (высшего авторитета в алхимии) на «корсунских» дверях Благовещенского и Успенского соборов Московского Кремля, Троицкого собора Костромского Ипатьевского монастыря было вызвано не только его известными пророчествами, но и тайной премудростью, которую в течение столетий хранили русские мастера.
Процесс технологического производства в средние века был неотделим от пути духовного становлении ремесленника. Все профессии рассматривались под углом «умного делания» и, конечно, Русь как часть (в собственном сознании даже центр!) христианского мира не представляла здесь исключения. Описание процесса огневого золочения в рукописи XVII в. полно загадок, непонятных непосвященному: «Указ как золотом по всякому железу и по скляницам писать. Найди ящерицу живую, желтую. Да развести со ртутью, ртути б была 6-я доля при ящерице. А ящерицу живую запечатать в горшок со ртутью. Да положить в пещь вольную, как истопится. Да час помедлити боевой, да выняти вон, положить в сосуд стеклянный, а сабля покрыть воском чистым и провести спичкою по красному, а по тем чертам писати тою водкою, да тот же час помедлити, да смыти, чтоб сквозь не прошло, не соскребать воск в кою пору помедлить. А соимешь воск, то разъест широко. Кожу вон выкинь». Естественно, такое изложение требовало расшифровки, которая и переходила от мастера к ученику. Ящерица соответствовала «дракону» европейских трактатов. Ртуть, или меркурий (римское имя Гермеса), являлась главным агентом на разных стадиях процесса.
В отличие от других сложных ремесел (таких, как перегородчатая эмаль) огненное золочение не исчезло во время золотоордынского ига, однако в конце XVII в. его секрет все же был утрачен. Цепь прервалась. Лишь в 1940 гг. старинную технологию воссоздал Ф.Я. Мишуков.

Рис. Гермес и Менандр. Двери Успенского собора Московского Кремля

Медные пластины первоначально покрывались черным лаком, затем в нем процарапывался рисунок, заполнявшийся ртутной амальгамой золота. При нагревании происходила реакция восстановления золота, намертво спаивавшегося с поверхностью медной пластины. Изображения, сделанные данным способом, выполнялись одновременно во всех деталях и не могли в дальнейшем подвергаться никаким поправкам.
Действительно — «кими яже воистинну» (как называли священную науку на Руси)!
Что же касается изречения, которое нес на свитке Гермес, неслитно и нераздельно запечатленный на дверях русских храмов, то оно гласило: «Бога убо разумети неудобно, сказать же невозможно, есть бо Трисоставен и Несказанен: Существо и Естество, не имущее в человецех уподобления».

Источник: Урания №2-98