Лазарев Евгений

Мистериальные знаки алхимии

 

Что такое алхимические символы? Наверное, и тот, кто уже имеет о них общее представление, и тот, кто в приведенной здесь таблице видит их впервые, скажут, что прежде всего это условные знаки химических элементов и некоторых сложных веществ. Да, это так. Но это лишь один из множества уровней, на которых «работают» алхимические символы. Чтобы приблизиться к более глубокому их пониманию, необходимо хотя бы кратко рассказать о том, что же такое алхимия. Этот рассказ отчасти разъяснит и само происхождение алхимических символов.

Пути Священного Искусства

Слово «алхимия» наполовину арабское. В VII веке арабы завоевали Египет и начали активно осваивать его духовное наследие, переводя на арабский язык уцелевшие к тому времени книги знаменитой Александрийской библиотеки. Словом al-kоmiyв они назвали некое загадочное вещество (впоследствии его нарекут философским камнем), которое было призвано осуществить таинственное превращение несовершенных металлов в золото, как бы «исцеление» металлов, а также других материальных субстанций. Al — обычный арабский артикль; сама же основа слова kоmiyв греческая (Египет тех времен был грекоязычным) и вроде бы нам очень знакомая. Однако означает она совсем не то, что современное слово «химия».

Химическая наука в произведениях александрийских авторов начала нашей эры предстает как Священное Искусство (Agia Tecnh). Что же касается слова chmeia, то его с уверенностью можно этимологизировать от автохтонного названия Египта — Кеми (Chкmi) и истолковать как тайное египетское учение о совершенствовании металлов и минералов. Судя по древнейшим алхимическим папирусам, дошедшим до нас в виде фрагментов, золочение и серебрение металлов, а также окрашивание драгоценных камней воспринимались в те времена как священнодействие и совершались в тайных лабораториях при храмах. Это происходило, например, в Дендера и Эдфу — прославленных мистериальных центрах эллинистического Египта, в не менее знаменитом мемфисском храме бога Птаха. А предания, сохраненные традициями мистических орденов Европы, повествуют, что алхимия возникла еще в Атлантиде или даже во времена Адама, т.е. «до потопа» и, может быть, до грехопадения. Во всяком случае факт существования в Древнем Китае даосской алхимической традиции, которая, несомненно, тысячелетиями развивалась независимо от греко-египетской и вместе с тем обнаруживает глубинное родство с нею, свидетельствует о древности истоков.

Чем же объяснить сакральное восприятие египтянами некоторых сравнительно несложных и чисто ремесленных, на наш взгляд, процедур? Ответ на этот вопрос приближает к пониманию алхимической символики в целом, причем, чтобы получить правильный ответ, нужно обратиться не к латинским или арабским трактатам, а к их максимально древним первоисточникам.

Эти первоисточники дошли до нас на греческом языке. Возможно, древнеегипетских письменных источников не существовало: древние знания могли передаваться изустно при посвящении в таинства Священного Искусства. Создается впечатление, что алхимические трактаты, намеренно «темные», зашифрованные, были написаны тогда, когда возникла угроза полной утраты традиции. Особенно реальной такая угроза стала на рубеже IV-V веков, когда во время вооруженных столкновений христиан и язычников была сожжена Александрийская библиотека (она горела и при Цезаре, но была восстановлена), а любые занятия древними науками, даже математикой, порой приравнивались к колдовству.

Символизм грекоязычных трактатов проявлялся прежде всего в многозначности терминологии. В этих текстах крайне редки символические рисунки, столь разработанные латиноязычными алхимиками средневековья. Впрочем, сама схема аппарата для совершения алхимического «технологического» процесса прочитывалась как символ — простой и строгий, с точки зрения формы. Термины же этих трактатов имеют несколько смысловых уровней (которые к тому же исторически «развертывались» в самых разных сферах знания вплоть до современного психоанализа). Эти термины одновременно означали и стадии «технологического» процесса (золочения и т.п.), и этапы трансформации человеческой души на ее пути к высшему очищению и обожению, а также чисто теургические и богословские понятия. При этом главным, согласно алхимической традиции, был средний из этих трех основных уровней. «Технологическое» златоделие лишь маскировало путь мистериального восхождения адепта, а богословский план скорее указывал цель этого восхождения.

В латинском и тем более в новоевропейских языках каждый из этих многозначных терминов александрийской алхимии разделился на несколько понятий. Например, то, что сейчас называется алхимической трансмутацией, у александрийцев обозначалось словом metabolh. Оно одновременно означает и переход из одного состояния в другое, и мистическое Пресуществление хлеба и вина в Плоть и Кровь Христову в таинстве Евхаристии… Образованный византийский монах еще мог воспринимать такого рода тексты во всей полноте их смысла, но уже на русский язык перевод слово в слово невозможен.

Очень своеобразна логика шифровки символических образов в алхимических текстах. Так, цветком какого-либо растения могли называть сущность понятия, греческое наименование которого созвучно названию этого растения. И если бы только греческое… Некоторые из символических уподоблений явно перенесены в греческий из иных языков — и тогда нить расшифровки теряется. Кое-что, возможно, раскроется в сопоставлении с египетской символикой, в сравнении со структурами различных языков. Но ведь сами александрийцы называли посвятительными центрами Священного Искусства не только Александрию и мемфисский храм бога Птаха, не только Кипр, но и далекую Фракию…

Тайнопись светил и стихий

Многозначность словесных алхимических символов сохраняется и тогда, когда термины заменяются графическими знаками, своего рода иероглифами. Получится, пожалуй, целая книга, если попытаться описать и истолковать их со всеми основными вариантами, которых немало. Рассмотрим самые главные символы — своеобразную алхимическую азбуку.

«Святое святых» алхимической мистерии — царственный брак мужского и женского начал: «Короля» и «Королевы», «Солнца» и «Луны», «серы» и «ртути»… Первые две пары понятны, но почему же алхимики называли серу и ртуть «отцом и матерью» металлов? И почему именно металлов? Согласно логике алхимического символизма, «философская сера» (а «философы» в алхимической традиции — это адепты Священного Искусства) — носитель духовности, активного Божественного начала, поскольку слово Jeion по-гречески означает и «серу», и «Божество».

Символ серы можно, наверное, истолковать так: Божество (его универсальный знак — треугольник), воплощенное в материи (крест — один из символов проявленного мира), или же высшая алхимическая триада (сера, ртуть, соль), нисшедшая в материальный мир с его четырьмя элементами (стихиями). Для чего же совершается это нисхождение? Для преображения и очищения мира алхимической трансформацией; поэтому перевернутый («нисходящий») знак серы — это символ Великого Делания.

Ртуть (опять-таки «философская») по-гречески буквально — «жидкое серебро». Понятно, что белая, «лунная», текучая субстанция, «Божественное молоко» — это символ женский. А знак ртути несет в себе идею священного брака — круг Солнца и полумесяц Луны соединяются на кресте материи.

Есть и третий элемент алхимической триады, третья основа первичной материи. Это связующее звено между двумя первоначалами — «соль» или «квасцы». Знак квасцов — восьмилучевая звезда — это символ Богини (Изиды, Инанны, Афродиты). Выражение «дух квасцов», встречающееся в алхимических трактатах, можно, пожалуй, трактовать как дух человека, посвященного в таинства Великой Богини.

важнейшие алхимические символыЧто же касается металлов, то прежде всего скажем о тетрасомии* — о четырех несовершенных металлах. Это медь, железо, олово и свинец; их знаки совпадают с астрологическими знаками соответствующих планет. «Совершенный» по-гречески — то же, что «посвященный»; metallassw означает «изменяю». Так что эти металлы — просто объекты трансмутации, причем под ними можно понимать и душу адепта, и материальные субстанции, поскольку алхимия — учение о преображении всего мира.

Во время Аргиропеи (Среброделия) Малых Мистерий творится Белый Камень, посредством которого несовершенные металлы восходят до состояния «философского серебра» (его символ — знак Луны). А творимый во время Хризопеи (Златоделия) Великих Мистерий Красный Камень возводит металлы до состояния «философского золота» (знак Солнца). Так что в алхимическом учении серебро и золото — это как бы и не только металлы, но и знаки мистериального восхождения. Символ же его завершения — знак не только золота и Солнца, но и воскресения, и самого Великого Делания.

Еще один символ Великого Делания — шестиконечная звезда, которая означает также «божественные воды» или «первичную материю» (Делание представляет собой как бы повторение космогонического акта, повторное рождение из самых истоков мира, из первоматерии или изначальных вод). В этом символе тоже заключена идея брака двух начал: звезда образуется сочетанием двух треугольников — алхимических знаков огня и воды или воздуха и земли (знак первоматерии включает в себя символы всех четырех стихий).

Происхождение алхимических знаков и их связь с алфавитами мира, с геральдическими символами и т.п. — вопрос чрезвычайно сложный и вряд ли полностью разрешимый в ближайшем будущем. Его решение осложняется и тем, что некоторые значки чисто функциональны или же представляют собой греческие и латинские лигатуры (например, уже не символический, а «стенографический» знак «возьми» — это соединение двух первых букв слова labwn). Они нам понятны, но что, если какие-то другие знаки — это вязь ныне забытых систем письменности?

По ступеням алхимического алтаря

Конечно, символы веществ и соответствующих им понятий не исчерпывают богатства алхимической символики. Каждый, кто хотя бы перелистывал учебники по истории химии, помнит причудливых алхимических птиц и зверей в фантастических садах, аллегорические фигуры странных людей… Все это пышное графическое многообразие свойственно алхимическим трактатам позднего средневековья; греко-египетские адепты ничего подобного не изображали. Однако вряд ли можно объяснить этот факт просто «размыванием» древней строгой символической системы.

Все эти многоликие образы тоже традиционны для алхимии. Единорог, например, символизирует чистую ртуть, «матерь металлов»; феникс означает воскресение; лев — символ Солнца; андрогинная фигура указывает на плод алхимического брака — восстановление райской целостности души человека (соединение мужских и женских «половинок», по Платону). Возможно, введение этих символов Священного Искусства в средневековые трактаты было новой фазой «материальной» фиксации прежде изустных образов инициаций. Описать их все в небольшой статье невозможно; остановимся на тех, которые отчасти раскрывают ритуальный аспект алхимии. Обратимся к символике алхимического алтаря.

Ступенчатый алтарь, увенчанный чашей, был знаком еще александрийским адептам. Его описывает в своем мистериальном видении Зосима из Панополиса, один из самых известных алхимиков греко-египетской эпохи, живший, вероятнее всего, около IV века. Именно в этой чаше, к которой надо восходить по ступеням алтаря, происходит таинство огненной трансмутации. Однако у Зосимы пятнадцать ступеней, а тот средневековый алтарь, о котором сейчас пойдет речь, имеет всего четыре. Вероятно, это различные священные числа одной и той же мистерии: число 15 связано с символикой Великой Богини-Матери, а 4 — традиционное число основных стадий Великого Делания.

Изображение четырехступенчатого алхимического алтаря можно увидеть, как ни странно, не в фондах уникальных древних рукописей, а в общедоступных книгах по искусству. Такой алтарь изображен на картине Иеронима Босха «Брак в Кане Галилейской». (Алхимическая символика в картинах этого великого мастера стала за рубежом предметом специальных исследований).

Алтари в лабораториях алхимиков были предназначены для молитвенного созерцания символических фигур: без всецелого посвящения себя Богу успех трансмутации считался невозможным. Алтарь, изображенный Босхом, находится в сводчатой нише с четырьмя колоннами. Стоящий перед алтарем алхимик указывает на священный предмет, расположенный посреди нижней ступени на вертикальной оси всей картины. Это чаша в форме женской груди. Такой сосуд использовался в мистериях Изиды, а в алхимической традиции подобные очертания характерны для ответвлений алембика — одного из алхимических устройств, имеющего и символическое значение.

Символ этот чрезвычайно важен. Такая чаша символизирует Молоко Девы — текучий аналог Белого Камня, посредством которого совершается Аргиропея. Есть на алхимическом алтаре и один из символов Красного Камня, необходимого для Хризопеи. Это стоящая рядом с чашей фигурка пеликана, который в средневековой европейской символике означал Христа, ибо считалось, что эта птица жертвует своей кровью, питая птенцов. А чаша в форме груди — это еще и образ Брачного Чертога, в котором соединяются в мистическом союзе мужское и женское начала. У Босха (а также у средневековых алхимиков) их символизируют Кровь Христа и Молоко Девы, воспринимаемой как образ Церкви.

Чаша помещена художником точно над фигурами Христа и Богоматери. Это ключ к пониманию алхимического смысла картины: мистический брак Христа и Церкви становится венцом Великого Делания, его небесным прообразом. Кроме того, алхимический брак нередко трактуется как мистериальное возвращение в лоно Великой Матери-Природы, Божественной Матери всего сущего.

Духовная алхимия

Кому же молился алхимик у своего алтаря? Вряд ли стоит сомневаться в том, что, несмотря на флер «златодельческих» ассоциаций, маскирующих смысл, духовная алхимия представляет собой поистине эзотерическое христианство. Мы уже говорили об изначальном тождестве терминов пресуществления и трансмутации. То же можно сказать и о слове «тинктура». По-латыни оно буквально означает «изменение цвета» или «то, что должно быть окрашено». По-гречески же слово «тинктура» звучит как bajh — от глагола baptw, который значит и изменение цвета (в том числе и в алхимическом Делании), и погружение в воду, и христианское таинство Крещения. Тинктура в алхимии предшествует трансмутации, как и Крещение предшествует Пресуществлению в новозаветной Мистерии. Сказанное нисколько не противоречит кажущемуся политеизму алхимиков: античные божества, соответствующие металлам, в описаниях Великого Делания — лишь символы его стадий.

В алхимическом ключе могут быть истолкованы и некоторые иконописные сюжеты. Например, икона Богоматери «Живоносный Источник» ассоциируется с алхимическим образом Купели Марии, чудесного сосуда. Погружение в него означало приобщение к тайне первичной материи — обетование грядущего мистериального воскресения. Алхимическими символами насыщена иконография «Софии — Премудрости Божией»: православные мастера разрабатывали в красках те же темы, которые на Западе стали основами алхимических трактатов.

Учили алхимики и тому, что взыскуемое ими бессмертное тело — это тело незримое, духовное, «подобное лучам Солнца». Разве это не то же, что сияние Фаворского света в физическом теле христианских святых?

И в Священном Писании присутствуют алхимические символы. В Ветхом Завете грешное сердце сравнивается с металлами в горниле: «Дом Израилев сделался у Меня изгарью; все они — олово, медь и железо и свинец в горниле сделались, как изгарь серебра» (Иез.22:18). Здесь перечислены четыре несовершенных металла — тетрасомия алхимиков; речь идет об Аргиропее — Среброделии. Об огненной трансмутации, но уже о Хризопее, Златоделии, говорит и Книга Иова: «Но Он знает путь мой; пусть испытает меня, — выйду, как золото» (Иов.23:10).

Ярчайший пример алхимической символики в новозаветной традиции — сюжет Успения Богоматери. Она была в теле Своем взята на небо и обрела бессмертие. Подобным образом, по преданию, удостоились небесного удела пророки Илия и Енох, но не вкусив прежде смерти. Богоматерь же прошла через смерть к бессмертию — путь духовного алхимического просвещения, указанный Самим Христом в Мистерии Голгофы.

Есть и прямые доказательства, что алхимия воспринималась как нечто, не чуждое христианству. Византийские монахи писали молитвенные предисловия к алхимическим трактатам (например к сочинению, приписываемому царице Клеопатре, которая, по преданию, была адептом Священного Искусства), воспринимая их как боговдохновенные книги. А много веков спустя уже в России, в удивительной старообрядческой республике Выгореции, которая существовала с конца XVII до середины XIX века между Белым морем и Онежским озером, бережно переписывали русские переводы Раймонда Луллия, знаменитого испанского алхимика.

Нередко на стенах старообрядческих скитов можно было увидеть каллиграфические листы под названием «Аптека Духовная». Там говорилось о том, как переплавить в огне смирения и сердечной молитвы веру, надежду и любовь, добавляя к ним слезы сострадания и сокрушения, чтобы обрести чистую мудрость и одновременно «здраву быть». Кстати, очень похожие руководства по духовной алхимии знали и культура Западной Европы, и, как ни странно, средневековый зороастризм. Не претендуя на полноту объяснения всех этих удивительных соответствий, выскажем предположение: может быть, все самое сокровенное и чистое в любой традиции — Священное Искусство — представляет собой алхимию духа, восходящую ко времени потерянного Рая?

ХРИЗОПЕЯ КЛЕОПАТРЫ

хризопея клеопатры«Хризопея» — это сложное символическое изображение, являющееся самостоятельным шифрованным трактатом, автором которого, по преданию, была египетская царица Клеопатра. В левой верхней части «Хризопеи» изображен Уроборос (змей, кусающий себя за хвост) — образ, восходящий к иконографии египетского бога вечности Атума. Символическое «принесение в жертву» Уробороса означает приобщение к вечности в конце Великого Делания. Надпись на внутреннем кольце «Уробороса» гласит: «Змей один — тот, который держит яд между двумя знаками» (видимо, речь идет о двух состояниях трансмутируемой материи). Надпись на внешнем кольце: «Одно — это все; и благодаря себе — все, и в себе — все; и если (одно) не содержит всего, то все есть ничто» (формулировка алхимического монизма).
В лунообразных фигурах справа от Уробороса усматривают символы Аргиропеи — превращения свинца в серебро, «убеления» свинца. Свинец в священном языке александрийской алхимии может быть символом Озириса — умирающего и воскресающего бога.

Под Уроборосом — небольшая ванночка над печью. Это аппарат для фиксации металлов (или достижения устойчивости души и тела). Трубка предназначена для отвода паров и летучих веществ. Слева сходный аппарат с баллончиком для сбора летучих веществ. Два кружка, имеющих по три отростка, — схематично переданные треножники, сосуды для варки на медленном огне (заманчиво усмотреть здесь символический треножник, используемый в даосской алхимии, однако нельзя забывать, что и античной культуре этот священный предмет был хорошо знаком).

Слева внизу — еще одно изображение Уробороса. Надпись внутри кольца: «Одно — это все». Правее — большой аппарат, на печи которого надпись «огонь» (или «сияние»). Нижний круглый сосуд назван «реторта» (lwpaV), верхний — «чаша, сосуд» (jialh). Пары в таком аппарате поднимаются из реторты в чашу, конденсируются там, и жидкость стекает по двум противотрубкам (так переводится надпись рядом с одной из них). Возможная символическая параллель — то место в трактате Клеопатры, где говорится о «небесных водах»: они представляют собой проявленное («сгущенное», «сконденсированное») Божественное дыхание, нисходящее на землю.

Пожалуй, главная идея «Хризопеи» — приобщение адепта к чистой «Божественной воде», нисходящей в мир. Впрочем, не все детали символического изображения поддаются убедительному обьяснению, и расшифровка всех его элементов может углубить и внести коррективы в это толкование.

Источник: Урания №1-96