Перевод с немецкого Татьяны Ребеко*

«Урания» уже обращалась к творчеству К.Г.Юнга, опубликовав в одном из первых номеров журнала (N9 3/91) важнейшие фрагменты из автобиографической книги Юнга «Воспоминания, сны, размышления». Настоящей публикацией мы продолжаем знакомить читателей с работами величайшего мыслителя XX века.

В 1913 г. после разрыва с З.Фрейдом Юнг оставляет преподавание в Цюрихском университете. В уже упоминавшейся книге «Воспоминания, сны, размышления» он пишет: «Я чувствовал: чтобы продолжать преподавать студентам, я должен прежде найти для самого себя принципиально новую и отличную от прежней ориентацию. Было бы нечестно продолжать учить молодых студентов, когда сам я исполнен сомнений». В этот период Юнг начинает проводить «эксперимент с самим собой», пытаясь понять фантазии и другие образы, приходящие из бессознательного, и осмыслить их.

Против своих ожиданий Юнг обнаружил, что ни одна из его фантазий, ни один из бесчисленных образов и фигур не были связаны с личным опытом и событиями его собственной биографии. Они носили мифический характер и происходили из внеличностной сферы психики, названной им «коллективным бессознательным». Эксперименты Юнга продолжались в течение шест лет. Свой внутренний опыт он описал в дневнике, названном им «Красная книга». В книге много рисунков, которые Юнг рассматривал не как произведения искусства, но как попытку передать свой внутренний опыт.

Особенно важным для Юнга был образ старца, которого он называл Филемоном. Юнг считал его своим даймоном и вел с ним долгие беседы: «Он говорил мне то, о чем я никогда не думал сознательно. И я ясно осознавал, что это говорит он, а не я.

С точки зрения психологии, Филемон представлял высшее озарение. Временами он казался мне вполне реальным, как если бы был живым человеком. Для меня он был тем, что индийцы называют гуру».

«И Филемон и другие образы моих фантазий, — писал Юнг, — дали мне важнейшее осознание того, что в психике существует и нечто не вызванное к жизни мной, но создающее само себя и живущее своей собственной жизнью». Эти эксперименты повлекли за собой открытие автономности психических факторов, открытие, которое имело огромное значение для юнговской психологии бессозна-тельного.

Предлагаемая вниманию читателей статья «О феноменологии духа в сказках» является, как нам представляется, продолжением разработки той же темы.

---

Основное «правило игры» в естествознании — считать свой предмет известным лишь в той мере, в которой его исследование в состоянии высказать нечто научно достоверное. В этом смысле достоверным является лишь то, что может быть доказано фактами. Предметом такого исследования служит природное явление. В психологии к важнейшим феноменам относится высказывание, в особенности его формальный и содержательный способ проявления, причем, принимая во внимание сущность психики, последнему принадлежит, быть может, даже наибольшее значение. Соответственно первостепенная задача — это описание и упорядочение происходящего, а затем скурпулезное исследование его закономерностей в их жизненном проявлении. Вопрос о том, какова субстанция наблюдателя, возникает в естествознании только там, где обретена архимедова точка опоры. У психики отсутствует такая внешняя точка зрения, потому что только психика может наблюдать психику. Вследствие этого познание психической субстанции, по крайней мере нынешними средствами, невозможно. Вместе с тем не исключено, что и атомная физика будущего не сможет дать нам точку опоры. Пока что наши самые хитроумные измышления могут констатировать лишь то, что можно выразить следующим образом: так ведет себя психика. Честный исследователь вежливо или благоговейно оставит в стороне вопрос о ее субстанции. Я полагаю, что нелишне уведомить читателя об этом необходимом, равно как и добровольном самоограничении психологии, с тем, чтобы он смог понять отнюдь не всегда очевидную феноменологическую точку зрения современной психологии. Эта точка зрения не исключает наличия веры, убеждений и всевозможных переживаний, но не признает за ними научную весомость. Сколь бы ни было велико их значение как для индивидуальной, так и для коллективной жизни, все же психологии не достает средств, чтобы доказать их достаточность в научном смысле этого слова. Можно лишь сожалеть об этой несостоятельности науки, но вместе с тем нельзя заставить ее «прыгнуть выше собственной головы».

О слове «дух»

 В немецком языке слово «дух» применяется столь широко, что нужно некоторое усилие, чтобы представить себе, о чем же идет речь. Духом называют принцип, противоположный материи. Под ним подразумевают существование, или некую имманентную субстанцию, которую на самой высокой и универсальной ее ступени называют Богом. Эту нематериальную субстанцию представляют себе также в качестве носителя феномена психики или даже жизни. Такое понимание идет вразрез с протипоставлением духа природе. В этом случае понятие духа сведено к сверх- или противоестественному, оно утрачивает субстанциальную связь с душой и жизнью. Подобное ограничение объясняет точку зрения Спинозы, согласно которому дух есть лишь атрибут единой субстанции. Но еще дальше идет гилозоизм**, который рассматривает дух как свойство вещества.

Чаще всего дух признается более высоким, а душа — более низким принципом деятельности; у некоторых алхимиков, наоборот, дух слывет за ligamentum anima et corporis («связь души и тела»), при этом последний, очевидно, мыслился как spiritus vegetativus («грядущий дух жизни и нервов»). Точно так же распространено мнение, будто дух и душа по существу одно и то же, а потому могут быть разделены лишь произвольно. Вундт считает дух «внутренним бытием, если при этом никакая связь с внешним бытием не принимается во внимание». У остальных авторов дух обладает некоторыми психическими возможностями, функциями или свойствами, такими, как мыслительные способности и разум, в противоположность более «душевным» качествам. У них слово «дух» означает совокупность феноменов рационального мышления и соответственно интеллекта, включая волю, память, фантазию, созидательную силу и устремления, обусловленные идеалами. В более широком смысле слово «дух» означает «одухотворенное, бытие». При этом имеется в виду многообразное, изобретательное, блистательное, остроумное и неожиданное функционирование рассудка. Кроме того, духом называют некоторую установку или принцип, например, «воспитание в духе Песталоцци» или «дух Веймара есть непреходящее немецкое наследие». Особый случай — дух времени, который представляет собой принцип или мотив, характеризующий определенные воззрения, мнения и поступки коллективной природы. Существует и более широкий, так называемый объективный дух, под которым понимают общее состояние всех культурных творений человечества, в особенности интеллектуального и религиозного характера.

Как показывает словоупотребление, дух, понимаемый как установка, имеет несомненную склонность к персонификации: дух Песталоцци может быть его духом и в более конкретном смысле, т.е. его призраком, так же как духи Веймара могут быть личными духами Гете и Шиллера, ведь духом называют еще и привидение, или душу умершего. «Свежее дуновение духа» указывает, с одной стороны, на генетическое родство  («дыхание, душа, дух») с  («холодный, прохладный») и  («стужа, холод»), так как оба означают холодное, с другой стороны, на исходное значение которое обозначает не что иное, как «взволнованный воздух», так же как animus и anima —  («ветер»). Немецкое слово «дух», вероятно, больше всего связано с пенящимся и кипящим, поэтому нельзя отмахнуться, с одной стороны, от его родства с пеной (Gischt), и с другой — от эмоциональности (aghast). Ведь эмоция издавна воспринимается как одержимость, потому и сегодня о вспыльчивом человеке говорят, что он взбеленился и одержим чертом либо каким-то злым духом или некто подобный проник в него.

Так же как души и духи покойников имеют, согласно древним воззрениям, тонкоматериальное строение, подобное дуновению воздуха или дыму, так же и у алхимиков слово «spiritus» означает субтильную (volatile, фр. — «улетучивающийся, легко испаряющийся»), активную, живительную сущность; в качестве таковой, например, понимались алкоголь и все без исключения аркан-субстанции.*** Дух в этом смысле есть дух вина, нашатыря, муравьиного спирта и т.д.

Хотя все эти значения и нюансы слова «дух» затрудняют психологу понятийное ограничение предмета, в то же время они облегчают задачу его описания, так как множество различных аспектов формирует наглядный образ феномена. Речь идет о функциональном комплексе, который первоначально на примитивной ступени ощущался как невидимое, одухотворяющее присутствие. Вильям Джеймс наглядно описал этот прафеномен в книге «Разнообразие-религиозного опыта». Известный всем пример — чудо Пятидесятницы. Для примитивного сознания немедленно возникает потребность персонификации невидимого присутствия как привидения или демона. Духи и души покойников суть то же, что и психическая деятельность живущих, которая продолжается после смерти. Представление о том, что психика есть дух, выражено здесь явно. Поэтому, если в индивиде происходит некое психическое явление, которое он воспринимает как принадлежащее себе, то это и есть его собственный дух. Если, однако, с ним случается психическое явление, которое ему кажется чужеродным, то это какой-то другой дух, который, вероятно, вызывает одержимость. В первом случае дух соответствует субъективной установке, в последнем — общественному мнению, духу времени или первоначальной, еще нечеловеческой антропоидной диспозиции, которая называется также бессознательным.

Хотя материалистическое понимание духа

и не распространилось повсеместно,

все же вне сферы религии понятие духа оказалось втиснутым

в рамки феноменов сознания

В соответствии со своей исконной ветровой природой дух есть активная, окрыленная, оживленная, взволнованная, так же как и живительная, возбужденная, волнующая, воодушевляющая, вдохновенная сущность. Дух, выражаясь современным языком, есть нечто динамическое, поэтому он составляет классическую противоположность материальности, а именно ее статике, инертности и неодушевленности. Это в конечном счете противопоставление жизни и смерти. Дальнейшая дифференциация этой противоположности приводит к поистине примечательному противопоставлению духа природе. Хотя сущностно дух — это оживленное и оживляющее, все же нельзя ощущать природу как недуховное и мертвое. Стало быть, здесь, скорее всего, говорится о христианской гипотезе духа, жизнь которого так сильно превосходит жизнь природы, что последняя по отношению к нему есть смерть.

Особый взгляд на проблему духа основан на к представлении о том, что невидимое при-х сутствие духа есть психический феномен, т.е. S собственно дух, и что этот дух существует не только во всплесках жизни, но и в содержатель-считается все более очевидной. По всей вероятности, единой субстанции дали лишь другое имя, назвав ее материей, чтобы породить понятие «дух», которое, безусловно, зависело от питания и внешнего мира и чьей наивысшей формой был интеллект, или разум. Тем самым изначальное одухотворяющее присутствие оказывается как бы целиком в сфере человеческой психологии, и один лишь Клагес сумел выдвинуть свое обвинение против «духа как противника души». При таком понимании дух лишался изначальной спонтанности, вслед за чем был низведен до несвободного атрибута вещества. Кое-где, конечно, присущая духу deux ex machina («неожиданность, внезапность») сохранилась неизменной, если не в самом духе, то в его изначальном синониме — душе, в переливающейся разными цветами и похожей на бабочку одухотворенной сущности (anima). Хотя материалистическое понимание духа и не распространилось повсеместно, все же вне сферы религии понятие духа оказалось втиснутым в рамки феноменов сознания. Дух как «субъективный дух» стал обозначением для эндопсихических феноменов как таковых, в то время, как «объективный дух» стал совсем не объективным духом или божеством, а совокупностью интеллектуальных свершений, которые составляют человеческие институты и содержимое библиотек. Дух повсеместно лишился своей изначальной сути, автономии и спонтанности; редкое исключение составляет область религии, где у слова «дух» по крайней мере в принципе сохранился его изначальный смысл.

В этом обзоре речь шла о сущности, которая предстает как непосредственно психический феномен в противоположность другим психизмам, существование которых наивно считается причинно обусловленным физическими влияниями. Взаимосвязь между духовной сущностью и физическими условиями не очевидна, а посему духовным феноменам и приписывается нематериальность, даже в большей степени, чем это допускается у душевного явления в узком смысле. Последнему приписывалась не только известная зависимость от материи, но также некоторая вещественность, о чем свидетельствует идея о «тонком теле» и китайское воззрение о кийя-душе. Все же нельзя себе представить абсолютную невещественность душевного при тесной связанности некоторых, пока еще психических процессов с физическими параллельными явлениями. Вопреки этому consensus omnium («всеобщее мнение») настаивает на нематериальности духа, при этом за ним, разумеется, не признается не. то, что вся, но даже собственная субстанциальность. Однако совсем не ясно, почему лишь гипотетическая материя (которая сегодня выглядит совсем иначе, нежели 30 лет назад) должна быть реальной, а дух — нет. Хотя понятие нематериальности само по себе отнюдь не исключает реальности, в глазах дилетантов реальность постоянно отождествляется с вещественностью. Дух и материя являются именно формами трансцендентального «в-себе-бытия». Так, тантристы с равным основанием говорят, что вещество есть не что иное, как определенность мыслей божества. Единственная непосредственная реальность — это психическая действительность содержаний сознания, которые в определенной мере несут отпечаток своего духовного или материального происхождения.

Большой план, согласно которому устроена бессознательная

жизнь души, настолько не доступен нашему понимнаию,

что мы никогда не сможем узнать, какое зло

необходимо, чтобы приблизиться к благу,

и какое благо совращает ко злу

Духовной сущности, во-первых, присущи спонтанное движение и деятельность, во-вторых, свойство свободного порождения образа помимо чувственного восприятия и, в-третьих, автономное и независимое манипулирование этими образами. Эта сущность противостоит примитивному человеку, но по мере успешного развития она оказывается в сфере человеческого сознания и становится функцией, которая, будучи подчиненной сознанию, видимо, утрачивает исходный автономный характер. Последней точки зрения придерживаются лишь самые консервативные, а именно религиозные, воззрения мира. Нисхождение духа в сферу человеческого сознания отражено в мифе о божественном нус («ум»), который попадает в плен к фюзис («тело»). Этот процесс, длящийся тысячелетия, является все же неизбежной необходимостью, и религии оказались бы в тупике, полагая, что развитие это можно задержать. Однако не в этом их задача, если они руководствуются благими помыслами: не препятствовать неизбежному ходу вещей, а скорее направлять его таким образом, чтобы этот процесс мог протекать без фатальных последствий для души. Поэтому религии должны всегда, снова и снова напоминать о первопричине, первичном характере духа, не давая человеку забыть, с чем он соприкасается и чем наполняется его сознание. Ведь не человек сотворил дух, а дух делает то, что творит; дух дает человеку побуждения, счастливые идеи, терпение, воодушевление и вдохновение. И дух настолько пронизывает человеческую сущность, что человек подвергается сильнейшему искушению, считая, будто сам он творец духа и обладает им. В действительности же первичный феномен духа владеет человеком так же, как физический мир. Дух лишь с виду кажется податливым объектом человеческих устремлений, в действительности же он сковывает свободу человека тысячами оков и становится навязчивой идеей. Дух угрожает человеку инфляцией, что поучительнейшим образом показало наше время. Опасность становится тем острее, чем более внешний объект приковывает наше внимание и чем более мы забываем, что дифференциации наших связей с природой сопутствует аналогичная дифференциация с духом, создающая тем самым необходимое равновесие. Если внешнему объекту не противостоит внутренний, то это порождает необузданный материализм, соединенный с ложным самопревозношением или самоуничижением автономной личности, что так или иначе является идеалом тоталитарного государства.

Как уже сказано, распространенное сегодня понятие духа плохо согласуется с христианскими пред-ставлениями о духе как summum bonum, т.е. как о самом Боге. Конечно, существует также понятие злого духа. Однако этим не исчерпывается современное представление о духе, потому что последний необязательно является злым. Напротив, его следует считать морально индифферентным или нейтральным. Когда в Писании говорится, что Бог есть Дух, то это звучит как определение субстанции или как некое именование. Однако к черту, по всей видимости, относится то же самое своеобразие духовной субстанции, хотя злой и испорченной. Исходная идентичность субстанции проявляется в идее о падении ангелов, а также в тесной связи Яхве и Сатаны в Ветхом Завете. Следствием этой связи, вероятно, является прошение «не введи нас во искушение» в молитве «Отче наш», где именно искушение — подлинное дело искусителя, самого черта. Тем самым мы подходим к вопросу, которого не касались в ходе предыдущих рассуждений. Ранее мы опирались на культурно-исторические воззрения, которые являются плодом человеческого сознания и его мышления, чтобы составить представление о психичес-ком проявлении фактора духа. Мы, однако, не учитываем того, что дух в силу своей первичной (и психологически также несомненной) автономности в состоянии обнаруживать себя сам.

Самоизображение духа в сновидениях

Психическое проявление духа ясно указывает на то, что по природе оно архетипично, т.е. феномен, называемый духом, зиждется на существовании некоторого автономного первичного образа, который предсознательно существует в универсальной предрасположенности человеческой психики. Как во всех подобных случаях, я столкнулся с этой проблемой у моих пациентов, а именно при исследовании их сновидений. Прежде всего меня поразило, что известный всем вид отцовского . комплекса имеет так сказать духовный характер, т.е. от образа отца исходят высказывания, поступки, тенденции, побуждения, мнения и т.д., в отношении которых можно использовать определение «духовный». У мужчин позитивный комплекс отца приводит нередко к некоторой авторитарной набожности и выраженной готовности подчиняться духовным установкам и системам ценности, у женщин — к ярким духовным устремлениям и интересам. В сновидениях это фигура отца, от которой исходят решительные высказывания, запреты, советы; невидимость источника часто подчеркивает то, что он проявляется как авторитарный голос, который выносит окончательный приговор. В большинстве случаев это фигура старого человека, символизирующая фактор духа. Иногда же это собственно дух, а именно дух умершего, который играет ту же роль. Реже это гротескные, напоминающие гномов фигуры или же говорящие и мудрые животные, которые символизируют дух. Карликовые фигуры, как показывает мой опыт, встречаются чаще у женщин. Дух может также появляться у обоих полов в образе отрока или юноши. У женщин эта фигура соответствует так называемому позитивному Анимусу, который указывает на возможность сознательного духовного действия. У мужчин этот образ не столь однозначен. Он может быть позитивным и имеет тогда значение важной особы, самости или filius regius («царственный сын»), как его понимают алхимики, а также и негативным, означая в этом случае инфантильную Тень. В обоих случаях отрок — это некий дух. Старец и подросток связаны друг с другом. Данная пара играет значительную роль в алхимии как символ Меркурия.

Никогда нельзя со стопроцентной уверенностью сказать, что фигуры духа в сновидениях нравственно добры. Часто они обладают не только приметами двусмысленности, но и злобности. Однако я должен подчеркнуть, что большой план, согласно которому устроена бессознательная жизнь души, настолько не доступен нашему пониманию, что мы никогда не сможем узнать, какое зло необходимо, чтобы приблизиться посредством энантиодромии**** к благу, и какое благо совращает ко злу. «Probate spiritus» («испытание духом»), о котором говорит апостол Павел, часто является ни чем иным, как столь же обращенным в будущее, так и милостивым выжиданием, что же из этого в конце концов получится.

Образ старого мудреца может появляться не только в сновидениях, но и в видениях во время медитации так явственно, что он, как это порою случается в Индии, играет роль учителя — гуру. Старый мудрец появлятся в сновидениях как маг, врач, священник, учитель, профессор, дед или какой-либо человек, обладающий авторитетом. В зависимости от обстоятельств архетип духа выступает в образах людей, гномов и животных в ситуациях, когда необходимы благоразумие, понимание, добрый совет, решение, замысел и т.п., которые не могут быть порождены собственными силами человека. Архетип компенсирует этот духовный изъян, заполняя его. Превосходным примером такой компенсации является сновидение о черном и белом маге, о котором я упоминал в сочинении «Об архетипах коллективного бессознательного». Это сновидение пыталось компенсировать духовные затруднения одного юного студента-теолога. Компенсация происходила, конечно, не так, что сновидцу было преподнесено нечто, кажущееся ему желательным. Однако он столкнулся с проблемой, которую я обрисовал выше и подобную которой нам снова и снова преподносит жизнь, а именно сомнительность морального оценивания, сбивающая с толку сыгранность добра и зла и неумолимое сцепление вины, страдания и избавления. Это верный путь к религиозному праопыту, однако многие ли могут его познать? Этот путь — чуть слышный голос, звучащий издалека. Этот голос двусмыслен, сомнителен и темен, он сулит опасность и риск, невидимую тропу, по которой можно идти лишь во имя Бога, без уверенности и одобрения.

(продолжение следует)

---

* Печатается с незначительными сокращениями по изданию: Jung C.G. Bewu Iscin und Unbewuptes. Walter Vlg. Olten, 1971
** Гилозоизм — философское учение о всеобщей одушевленности материи (прим. ред.)
***Аркан-субстанции — тайные, сокровенные суб- станции (оккультн. термин)
**** Энантиодромия — соединение противоположностей