Дух в сказках

Печатается по изданию Young C.G. Bewusstsein und Unbewusstes.

Я был бы рад предоставить читателю больше материалов из современных сновидений. Боюсь, однако, что индивидуальный характер сновидений предъявляет слишком высокие требования к их изложению, и это потребует много места, которым мы не располагаем. Поэтому обратимся к фольклору, где мы избавлены от противоречий и хаоса индивидуальной казуистики и можем рассматривать вариации мотива духа, не принимая в расчет в большей или меньшей степени неповторимые индивидуальные особенности. В мифах и сказках, так же как и в сновидениях, душа говорит о себе самой, а архетипы проявляют себя в своей естественной сыгранности как «оформление и преобразование вечного смысла вечного содержания».

Мотив духа встречается в сновидениях в виде старика примерно столь же часто, как и в сказках. Старик всегда появляется там, где герой оказывается в безнадежной и отчаянной ситуации, из которой его может выручить лишь основательное размышление или счастливый случай, т.е. то, что составляет функцию духа. Поскольку герой в силу внешних или внутренних причин не может добиться успеха в данной ситуации, то этот изъян компенсируется необходимым знанием, являющимся в виде персонифицированной мысли, а именно в образе старика, дающего совет и оказывающего герою помощь.

В одной эстонской сказке, например, говорится о мальчике-сироте, которого постоянно истязал хозяин. Как-то он пас коров, и одна из них убежала. Боясь наказания, мальчик не захотел возвращаться домой и сбежал, полагаясь на счастье и «на авось». Таким образом, он оказался в безнадежной ситуации, из которой не было видимого выхода. Измученный беглец погрузился в глубокий сон, когда же он пробудился, «…то ему показалось, будто что-то жидкое течет ему в рот, и он увидел перед собой маленького старичка с длинной седой бородой, который уже собирался заткнуть пробкой бочонок с молоком. «Дай мне попить еще», — попросил мальчик. «На сегодня с тебя хватит, — возразил старик. — Если бы дорога случайно не привела меня сюда, это был бы твой последний сон; когда я тебя нашел, ты был уже чуть живой.» Потом старец спросил мальчика, кто он и куда собирается. Мальчик рассказал обо всем, что пережил (и что мог вспомнить), вплоть до полученных наказаний. На это старик молвил: «Мое дорогое дитя! На твою долю выпало не лучшее, а худшее, как и многим, чьи любимые опекуны и утешители покоятся в земле. Ты не можешь вернуться обратно. Так как ты уже ушел, то должен искать нового счастья в мире. У меня нет ни кола, ни двора, нет ни жены, ни детей, поэтому впредь я не смогу заботиться о тебе, но добрый совет дам даром».

До сих пор старик говорил то, до чего мальчик мог бы и сам додуматься. Когда он в состоянии аффекта сбежал куда глаза глядят, то ему следовало по крайней мере подумать, где добыть пропитание. Потом, вероятно, и поразмыслить о положении, в котором он оказался. Тут-то, как это обычно происходит, герою и пришла на ум история всей его прежней жизни вплоть до недавнего прошлого. Такой анализ прошлого — необходимый процесс, который направлен на то, чтобы в критический момент, взывающий ко всем духовным и психическим силам человека, собрать воедино целостную личность и, использовав все ее силы, распахнуть дверь в будущее. Никто не поможет в этом герою, и он должен рассчитывать только на себя. Все пути к отступлению отрезаны. Осознание этого факта придает всем его поступкам необходимую решительность. Побуждая героя к такой самореализации, старик берет на себя усилия, связанные с процессом размышления. Сам старик в сущности являет собой необходимое размышление и сосредоточение моральных и физических сил. Оно происходит спонтанно в сверхсознательном психическом пространстве, где «еще» или «уже» невозможно сознательное мышление. Концентрации и напряжению психических сил свойственно нечто такое, что всякий раз проявляется как магия: в подобных ситуациях развивается неожиданная мощная сила, зачастую многократно превосходящая результат сознательной воли. Это можно экспериментально, особенно в искусственно созданных состояниях концентрации, например в процессе гипноза. Во время лечения одной больной, страдавшей истерией и обладавшей хрупким телосложением, я обыкновенно укладывал ее (в глубоком гипнотическом сне) затылком на один стул, а пятками на другой и оставлял лежать так примерно с минуту. При этом пульс больной постепенно повышался до 90 ударов в минуту. Один из моих студентов — тренированный гимнаст тщетно попытался повторить эксперимент путем сознательного волевого усилия. Вскоре он прекратил свои попытки при пульсе 120 ударов в минуту.

После того как мудрый старик помог мальчику внутренне собраться, он перешел к доброму совету, т.е. к тому, чтобы представить ситуацию герою не в столь безнадежном свете. Он посоветовал мальчику спокойно продолжать странствие, двигаясь все время на восток, и обещал, что через семь лет тот достигнет большой горы, символизирующей абсолютное счастье. Размер и возвышенность горы предвещают зрелую личность.¹ Собранные воедино силы придают герою уверенность и вместе с тем наилучшую гарантию успеха.² Следовательно, герой ни в чем более не будет нуждаться. «Возьми мой куль с хлебом и бочонок, — сказал старик, — и ты каждый день найдешь в них столько пищи и питья, сколько тебе нужно.» Он дал мальчику также репейный лист, который мог превращаться в лодку, если бы тому нужно было переправиться по воде.

Нередко в сказках старик задает вопросы, начинающиеся со слов: кто, почему, откуда и куда. Он делает это для того, чтобы приготовить героя к раздумью о себе и собиранию воедино всех моральных сил; но еще чаще старик дает ему в награду необходимое волшебное средство³, т.е. нечто, обеспечивающее неожиданный и невероятный успех, воплощающее своеобразие черт личности, объединившей в себе добро и зла Представляется, что вмешательство старика (т.е. спонтанная объективация архетипа) обязательно должно произойти, так как одна лишь сознательная воля едва ли сможет объединить личность в той мере, чтобы ей удалось достигнуть необыкновенного успеха. Для этого не только в сказке, но и в жизни необходимо объективное заступничество архетипа, который часто смягчает аффективное реагирование, связывая в единую цепь процессы внутренних противоречий и самореализации. Последнее позволяет отчетливо понять: кто, где, как и зачем. Тем самым человек получает возможность познать как свое нынешнее положение, так и цель, к которой стремится. Это познание и распутывание клубка судьбы часто таит в себе нечто волшебное: опыт, не чуждый психотерапевту.

Задача старика — побудить героя к размышлению — проявляется также как призыв сначала просто «обмозговать» ситуацию. Так, он говорит девушке, которая ищет своего пропавшего брата: «Ложись, утро вечера мудренее.»⁴ Он также прозревает мрачное состояние духа героя, очутившегося в бедственном положении, или может раздобыть информацию, которая пригодится ему впоследствии. Для достижения цели старик, как правило, пользуется помощью представителей животного мира, особенно птиц. Принцу, который ищет Путь в Царство Небесное, старик-пустынник говорит: «Я здесь живу уже сотни три лет, однако еще никто не спрашивал меня о Царстве Небесном. Я тебе о нем сказать не могу, однако наверху надо мной живут всевозможные птицы, которые непременно смогут тебе о нем рассказать.⁵ Старик знает, какие пути ведут к цели, и указывает их герою.⁶ Он предостерегает его от грядущих опасностей и дает средство, позволяющее им противостоять. Например, он объясняет мальчику, который хочет добыть серебряную воду, что источник охраняется львом, обладающим обманчивым свойством: спит он с открытыми глазами, а с закрытыми — стоит на страже.⁷ Юноше, готовому отправиться верхом к магическому источнику, чтобы раздобыть целебный напиток для короля, старик рассказывает, что воду можно зачерпнуть лишь на скаку, так как ведьмы поджидают тех, кто приходит к источнику, и накидывают на них лассо.⁸ Он заставляет принцессу, разыскивающую возлюбленного, превращенного в оборотня, развести огонь и поставить на него котелок со смолой. Далее старик советует принцессе бросить в кипящую смолу ее любимую лилию, а когда придет волк-оборотень, нахлобучить этот котелок ему на голову, после чего ее возлюбленный будет расколдован.⁹ Иногда старик настроен критически, как в кавказской сказке о юном принце, который, чтобы унаследовать царство, намеревался построить для своего отца безупречную церковь. Принц построил ее, и никто не смог обнаружить в ней ни одного изъяна, однако появился старик, который произнес: «Ах, что за прекрасную церковь построили! Жаль только, что фундамент немного искривлен». Принц велел снести церковь и построил новую. Однако и тут старик обнаружил ошибку, и так повторялось три раза.

Итак, старик, с одной стороны, символизирует познание, размышление, мудрость, ум и интуицию, а с другой — такие моральные качества, как доброжелательность и готовность помочь, что, по-видимому, достаточно явно демонстрирует его «духовный» характер. Поскольку архетип есть автономное содержание бессознательного, то в сказке, которая обычно конкретизирует архетип, старик может появляться в сновидениях так же, как это происходит в реальных снах. В одной балканской сказке старик является во сне к гонимому герою и дает ему совет, как справиться с обрушившимися на него невыполнимыми задачами. На связь старика с бессознательным указывает его звание «лесного царя» в одной русской сказке. В ней усталый крестьянин присел на ствол дерева, из дупла его выполз маленький старичок, который «был совсем сморщенным, с совершенно зеленой бородой, свешивающейся до колен». «Кто ты?» — спросил крестьянин. «Я лесной король Ох», отвечал человечек. Крестьянин отдал старичку в услужение своего безалаберного сына. «И лесной царь с ним удалился, и повел он юношу в тот другой мир, и привел его в зеленую хижину… В хижине все было зеленым… И стены были зеленые, и скамьи, и жена Оха была зеленая, и дети… и ундины, которые ему служили, были зеленые». Даже еда там была зеленой. Лесной царь описан здесь как ноумен растительного царства¹⁰ или деревьев: с одной стороны, он правит в лесу, с другой — через русалок имеет отношение к водному царству. Это дает основание сделать вывод о его принадлежности к бессознательному, которое часто выражается через лес и через воду.

Всякий раз, когда старик появляется в виде карлика, мы имеем дело с принадлежностью к бессознательному. В сказке о принцессе, ищущей своего возлюбленного, говорится: «Настала ночь, и стемнело, звезды взошли и опу-стились, а принцесса все сидела на том же месте и плакала. Когда она сидела в глубокой задумчивости, то услышала — голос, который ее приветствовал:»Добрый вечер, прекрасная дева! Почему ты сидишь так одиноко и печально?»» Тут принцесса поспешно вскочила и очень растерялась, что не удивительно: осмотревшись кругом, она увидела лишь тщедушного маленького кроткого старичка, который кивал ей головой. В одной швейцарской сказке крестьянскому сыну, несшему дочери короля корзину яблок, встретился «маленький железный человечек», который спросил, что тот несет в корзине. В другом месте тот же человечек одет в железную курточку, очень старенькую. И впрямь существуют и железный человечек, и медный человечек, а в одном современном сне я даже «отыскал» черного железного человечка, который появлялся в моменты значимых перемен в жизни, как в сказке о глупом Гансе, который намеревался жениться на принцессе.

В одной современной серии видений многократно возникал тип старого мудреца, который иногда был нормального роста и появлялся у основания кратера, окруженного отвесными скалами, иногда же был совсем крошечным и стоял на вершине горы внутри низкой каменной ограды. Тот же мотив о карликовой принцессе, обитавшей в шкатулке, встречается в сказке Гете «Новая Мелюзина». К этому можно присовокупить антропария — свинцового человечка из видения Зосимы,¹¹ а также рудниковых человечков из шахт, искусных дактилей¹² античности, гомункулусов алхимии, домовых, шотландских броунов и т.д. Насколько «реальны» подобные представления, мне стало ясно в связи с крупной аварией в горах, после которой двое пострадавших при свете дня имели коллективное видение человечка в монашеском капюшоне, который вышел из неприступной трещины лед-никового обвала и пересек ледник. Это видение вызвало у обоих пострадавших настоящую панику. Мне нередко встречались мотивы, которые создавали впечатление, будто бессознательное — это мир бесконечно малого. Представляется, что склонность к преуменьшению, с одной стороны, и к чрезмерному преувеличению (великаны!) — с другой, связана с удивительной неопределенностью понятий пространства и времени в бессознательном.¹³ Человеческое чувство меры, т.е. наше рациональное понятие о большом и малом, — это явный антропоморфизм, который перестает действовать не только в царстве физических явлений, но также в сфере коллективного бессознательного, лежащей за пределами человеческого восприятия. Атман меньше малого и больше большого, он величиной с большой палец и все же «перекрывает весь мир на две ладони». Гете (в «Фаусте») говорит о кабирах,14 что они «малы ростом, но велики силой». И правда, архетип мудрости крошечно мал, почти неуловим и все же обладает судьбоносной силой, как можно увидеть, если действительно вникнуть в суть дела. Архетипы имеют эту особенность, присущую миру атомов, который именно в наши дни наглядно доказывает, все глубже проникая в мир бесконечно малого, научный эксперимент сталкивается со все более разрушительными энергиями, пребывающими там в связанном состоянии. То, что из мельчайшего исходит огромное действие, стало очевидно не только в области физики, но и в психологических исследованиях. Как часто в критические моменты жизни Все зависит от мнимого Ничто!

В одной сказке индейцев Южной Америки просветляющая природа нашего архетипа проявляется путем идентификации старика с Солнцем. Он приносит головешку, которой пользуется, чтобы поджарить тыкву. Закончив трапезу, старик забирает с собой огонь, что и побуждает людей похитить этот огонь у него. В сказке североамериканских индейцев старик является шаманом, который владеет огнем. Дух имеет аспект огня, как мы знаем из Ветхого Завета и из повествования о чуде Пятидесятницы.

Оказывается, что помимо благоразумия, знания и мудрости старик обладает также и моральными достоинствами. Более того, он испытывает, способен ли человек на нравственный поступок, и наделяет своими дарами в зависимости от этого испытания. Наиболее ярким примером такого рода служит эстонская сказка о падчерице и родной дочери. Первая — сирота, отличающаяся послушанием и аккуратностью. История начинается с того, что она уронила в колодец прялку. Девушка прыгнула за ней, однако не утонула, а попала в волшебную страну, где продолжила свои поиски. Там девушке встретились корова, баран и яблоня, чьи желания она исполнила. Она пришла .к бане, в которой сидел грязный старичок, который попросил девушку помыть его. Завязался следующий диалог. Старик: «Прекрасная девушка, прекрасная девушка, искупай меня, очень мне тягостно быть таким грязным». Девушка: «Чем я истоплю печь?» — «Собери деревянные колышки и вороний помет, этим и топи». Однако девушка принесла хворост и спросила: «Где мне взять воды для купания?» — «Под сушилкой для зерна стоит белая кобыла, пусть помочится в ушат». Но девушка принесла чистой воды и спросила: «Где мне взять веник?» — «Отрежь у белой лошади хвост и сделай из него веник». Девушка же сделала веник из березовых прутьев. «Где мне взять мыла?» — «Возьми банный камень и скреби меня им». Девушка принесла мыла из деревни и помыла старика. В награду старик дал ей короб, полный золота и драгоценных камней. Родная дочь, конечно, позавидовала падчерице и тоже бросила прялку в колодец, но тут же ее и нашла. Несмотря на это, она пошла дальше и проделала то же, что прежде сделала падчерица, но только наоборот. Награда ее ждала соответствующая. Излишне приводить дальнейшие подтверждения частоты этого мотива.

Образ старика, столь же превосходящего героя силой, сколь и готового помогать, побуждает нас сопоставить его с божеством в немецкой сказке о солдате и черной принцессе. В ней рассказывается, как проклятая принцесса, лежащая в железном гробу, каждую ночь пожирала солдата, который должен был нести вахту на ее могиле. Один солдат, когда наступило его дежурство, попытался удрать. «Когда настал вечер, он тайком улизнул и пустился наутек через горы и поля. И очутился на прекрасном лугу. Там внезапно предстал перед ним маленький человечек с длинной седой бородой, который, однако, был нашим любимым Господом Богом; Он не пожелал более взирать на бедствия, которые каждую ночь учинял черт. «Куда путь держишь?», — спросил седой человечек. — Не разрешишь ли пойти с тобой?»» Старичок выглядел таким простодушным, что солдат рассказал ему о своем побеге. Далее по обыкновению следовал хороший совет. В этом рассказе старик объявляется самим Богом с той же наивностью, с какой английский алхимик сэр Джон Рипли называет старого короля «antiquus dierum» («старик дней»).

Все архетипы обладают как позитивным, благоприятным, светлым, устремленным вверх аспектом, так и аспектом, устремленным вниз, в значительной мере негативным и неблагоприятным, лишь отчасти хтоническим, но в дальнейшем нейтральным. Архетип духа также не является исключением. Уже его воплощение в виде карлика указывает на предельную уменьшенность, а также на расплывчатый природный характер растительного ноумена, происходящего из преисподней. В одной балканской сказке он кажется убогим, поскольку потерял глаз. Филины — летающие чудища выкололи ему глаз, и герой должен позаботиться, чтобы они же вернули ему зрение. Старик частично потерял зрение, т.е. свою проницательность и прозорливость в демоническом мире тьмы. Этот мир нанес ему удар, и в этом история старика напоминает судьбу Осириса, потерявшего глаз из-за взгляда черной свиньи, а именно Сета. Вспомним также о Вотане, который у источника принес в жертву миру свой глаз. Примечательно, что верховным животным для старика в этой сказке является козел, и это показывает, что ста’рик обладает и темной стороной. В одной сибирской сказке старик появляется в виде одноногого, однорукого и одноглазого старца, пробуждающего железным посохом покойника. В ходе истории многократно оживляемый покойник нечаянно убил старика, разрушив тем самым свое счастье. Называется эта сказка «Однобокий старик». На деле ущербность старика означает то, что он в какой-то мере состоит только из одной половины. Другая его половина — невидимая выступает в рассказе как убийца, который посягает на жизнь героя истории. В конце концов герою удалось умер-твить своего убийцу, однако в неистовстве он убил также и однобокого старика, что служит намеком на идентичность обоих убитых. Сказанное позволяет предположить, что старик мог быть одновременно и своей противоположностью: и ожившей жертвой и убийцей — «ad utrumque peritus» («знающий жизнь и смерть»), как говорится о Гермесе.

В тех случаях, где старик ведет себя скромно и чистосердечно, следует более тщательно высветить окружение. В упомянутой нами первой эстонской сказке о батраке, потерявшем корову, можно заподозрить, что вовремя подоспевший и готовый помочь старик ранее сам хитростью умыкнул корову, чтобы дать подопечному убедительный мотив для разрыва с хозяином. Это вполне возможно: повседневный опыт показывает, что обдуманное, но подспудное знание судьбы инсценирует досадный инцидент, чтобы «согнуть в бараний рог» неразумное «я-сознание» и вывести его на путь истинный, который оно в противном случае никогда не обнаружило бы из чистой робости. Если бы наш сирота догадался, что именно старик своим колдовством заставил исчезнуть корову, то последний, пожалуй, показался бы ему коварным троллем или чертом. Старик и вправду обладает и темной стороной, как шаман примитивного племени. С одной стороны, он является и целителем и помощником, с другой — внушающим страх отравителем. Точно так же слово («лекарство» — греч.) означает и лечебное средство, и яд; в конце концов, ядом в действительности могут быть оба.

Итак, старику присущ двусмысленный, эльфийский характер: иногда он кажется воплощением добра, как в чрезвычайно назидательном образе Мерлина, иногда же ему присущ (в других формах) также и темный аспект. В одной сибирской сказке старик — злой дух, «на чьей голове было два озера, в которых плавали две утки.» Он питается человеческим мясом. История рассказывает о том, как Эмемкут и его спутники ушли в ближайшую деревню на праздник, а собак оставили дома. Собаки решили жить по пословице «без кота мышам масленица» и тоже устроить праздник. В разгар веселья они набросились на запасы мяса. Увидев, что люди возвращаются домой, собаки убежали в лесную чащобу. «Творец» сказал Эмемкуту: «Ступай со своей женой искать собак.» Эмемкута, однако, застигла пурга, и он вынужден был искать убежища в хижине злого духа. Далее следует известный мотив одураченного черта. «Творец» в сказке называется отцом Эмемкута. Отец же «Творца» называется «самозданным», потому что сам себя сотворил. Хотя в сказке не говорится о том, что старик заманил героя и его жену к себе, чтобы утолить голод, можно предположить, что некий дух проник в собак. Он побудил их устроить праздник, как это делают люди, чтобы впоследствии вопреки своим повадкам сбежать. Поэтому Эмемкуту пришлось их искать и попасть в буран, где он столкнулся со злым стариком. В этом ему в качестве советчика помог «Творец» — сын «самозданного», из-за чего возник клубок проблем, разрешение которых мы с удовольствием уступим сибирскому теологу.

В балканской сказке старик дал бездетной царице волшебное яблоко, съев которое, она забеременела и родила сына. При этом старик оговорил право быть крестным отцом. Мальчик, однако, рос бедовым, колотил детей и убивал у пастухов скот. В течение десяти лет он жил без имени. Наконец появился старик, всадил ему в ногу нож и нарек его «ножевым принцем». Теперь мальчика тянуло к приключениям. Отец после долгих колебаний наконец разрешил ему отправиться в путь. Нож, торчавший у мальчика в ноге, являлся залогом его жизни: если бы кто-нибудь вытащил его, мальчик умер бы, если бы он вытащил нож сам, то остался бы в живых. Этот нож стал для мальчика роковым, так как старая ведьма во время сна вытянула era Мальчик умер, однако вновь возвратился к жизни благодаря помощи закадычных друзей. В этом случае старик, правда, принес пользу, но он же обрек мальчика на опасную судьбу, которая точно так же могла бы обратиться во зла Ранее зло отчетливо проявилось в склонности мальчика к насилию.

В другой балканской сказке встречается иной вариант того же мотива, заслуживающий упоминания: король ищет сестру, которую похитил чужестранец. Во время странствия король попал в хижину старухи, которая советовала ему не продолжать поиски. Далее усыпанное плодами дерево, отступая, заманило героя прочь от хижины. Когда дерево, наконец, остановилось, из кроны его появился старик. Он угостил короля и привел к крепости, где жила его сестра, оказавшаяся женой старика. Она рассказала брату, что ее муж — злой дух, который хочет его убить. На третий день король и вправду исчез. Тогда младший брат отправился на поиски короля и убил злого духа, принявшего вид дракона. Убитый дракон превратился в прекрасного молодого человека, который теперь женился на сестре короля. Старик, кажущийся сначала ноуменом дерева, имеет очевидное отношение к сестре. Он — убийца. В одном из эпизодов он заколдовал целый город, сделав его «железным», т.е. неподвижным и замкнутым. Он также держал в плену сестру короля, не позволяя ей вернуться домой. Так изображается Анимус — одержимость сестры. В известной мере старик воспринимается хак Анимус сестры. Однако то, каким образом он оказывается втянутым в эту одержимость и поиски сестры, наводит на мысль, что и сестра имеет значение Анимы для брата. Следовательно, судьбоносный архетип завладел сначала Анимой короля, т.е. лишил его архетипа жизни, который персонифицируется как Анима, и тем самым навязал ему поиск утраченной жизненной привлекательности, «трудно достижимой драгоценности». Таким образом, король становится мифологическим героем, т.е. значительной личностью, которая есть выражение Самости. При этом старик то и дело действует как злодей: его устраняют силой, чтобы затем он появился в качестве супруга сестры-Анимы, т.е. жениха души, справляющего священный инцест — символ объединения противоположного и подобного. Эта часто встречающаяся рискованная энантиодромия¹⁴ означает не только омоложение и преображение старика, но и указывает на тайную внутреннюю связь зла с добром и наоборот.

В этой истории мы видим архетип старика в облике преступника, ввергнутого в перипетии и превращения процесса индивидуации, намеки на который простираются вплоть до Хормусты.¹⁵ В упомянутой ранее русской сказке о лесном царе последний, наоборот, сначала готов помочь и нести благо, однако потом уже не собирается отпускать своего батрака, так что фабула рассказа состоит из разнообразных попыток юноши вырваться из лап колдуна. Вместо поиска мы видим побег, который, однако, приносит те же плоды, что и приключения смелого героя: в конце концов батрак женится на дочери короля, колдуну же приходится довольствоваться ролью одураченного черта.

 

---

¹ Гора представляет цель странствия и подъема, поэтому психологически она часто означает самость. «Книга перемен» описывает ее как цель: «король представился ему горой» (см. гексаграмму 17). (Здесь и далее примечания принадлежат автору, если нет указания на то, что это примечание редактора).
² В этом отношении следует особенно выделить феноменологию йоги.
³ Девушке, ищущей брата, он дает клубок, который катится к брату (эстонские сказки). В немецких сказках принцессе, которая ищет Царство Небесное, дается челн, который едет сам по себе. Другие Подарки: флейта, которая сама играет, шар, указывающий дорогу, палка-невидимка, удивительная собака или книга тайной мудрости.
⁴финские и эстонские сказки.
⁵ Немецкие сказки времен братьев Гримм. В одной балканской сказке старик является царем всех птиц.
⁶ Иранские сказки.
⁷ Испанские и португальские сказки. » Там же.
⁸ Сказки северных народов .
⁹ Ноумен от лат. numen — «божество» (прим. ред.).
¹⁰ Гностик III века н.э. (прим. ред.).
¹¹ Демонические существа в древнегреческой мифологии, которым приписывалось открытие обработки железа (прим. ред.).
¹² В одной сибирской сказке старик появляется в виде белой, до неба возвышающейся фигуры.
¹³ В древнегреческой мифологии — демонические существа малоазийского происхождения, известные особой, унаследованной от Гефеста мудростью (прим. ред.).
¹⁴ В переводе с греческого «объединение противоположностей » (прим. ред.).
¹⁵ Божество в монгольской мифологии, а также в буддизме (прим. ред.).