От Альфы до Омеги русского центавра (начало)

Р. КЕНТАВР ПУСТЫНИ. Местопребывание Кентавра на кромке человеческого и неведомого миров часто закрепляло за ним всевозможные негативные смыслы, которые выводились из Св. Писания и сопутствовавшего ему Физиолога. Позднейшая экзегетика под влиянием позитивизма попыталась отыскать прототип Кентавра в зоологии (порода диких быков, вид бесхвостой обезьяны, шакал и т.п.), но тщетно — святоотеческие толкования, скорее, тяготели к отождествлению Кентавра с демоническими тварями. Onokentauroς (onoς, осел) упомянут вместе с Сиринами при описании разорения Вавилона мидийцами. Снова он появляется после огненного истребления Восора и Идумеи. Некоторые греческие и славянские списки Библии впрямую заменяют Онокентавров бесами, «ночными страшилищами», так как в греко-римской среде было распространено мнение, что Кентавры нападают на души умерших при переходе в ад и жестоко истязают их. Кентавромахия Геракла рассматривалась богословами как аллегория борьбы Христа с дьявольскими силами и низменными инстинктами человеческой природы.
Обиталищем полулюдей-полудемонов в средиземноморской агиографии, получившей распространение на Руси, мыслилась пустыня (и как географическая местность, и как аскетическая метафора), легендарные царства и т.п. Отправившись на поиски пустынника Павла Фивейского (†341), преп. Антоний Великий (†356) встретил Гиппоцентавра (существо, у которого верхняя часть туловища была человеческой, а остальная — лошадиной). Опасаясь не наваждение ли это, Антоний осенил себя крестным знамением и спросил у чудовища, где живет Павел. Гиппоцентавр, пробормотав что-то невнятное, протянул руку, указывая в каком направлении следует идти, и обратился в бегство. Данный эпизод был популярен среди иноков. Дело в том, что основатель первой на Руси Киево-Печерской лавры преп. Антоний (†1073), почитавшийся Церковью как «начальник всех русских монахов», получил при постриге имя в честь Антония Великого, задолго до него считавшегося первым из отцов пустыни в Фиваиде. На гравюре киевского мастера первой половины XVII в. подвижник, опершись на посох, благословляет Иппокентавра с длинными волосами и женской грудью. В Рождество-Богородицком монастыре Новгорода хранился оподольник с Кентаврами, принадлежавший еще одному Антонию — Римлянину (†1147), особо чтимому в той земле аскету.
В позднем Физиологе Дамаскина Студита акцентируется свободолюбие Онокентавра. В число народов, побежденных Александром Великим, входили Телороги, Тигрисы и исполинские Стрельцы, наделенные кентаврическими чертами. Кентавр-лучник (рис.1) в числе других сюжетов Александрии печатался на красных рамочных изразцах начала XVII в. «Люди дивии, найденные царем Александром Македонским в горах Кутухтовых» изображались на лубочных картинках.

О том, насколько сложен опыт вычленения «реального» и «фантастического» в старинных сообщениях, говорит само различие психики современных людей и их средневековых (не говоря уже о более древних) предков. Рене Генон разделял «описания странных существ» на три типа: «часть из этих описаний на самом деле могла происходить от «пережитков» символизма, который больше не был понятен, тогда как другая могла относиться к видимостям, облеченным проявлениями некоторых «сущностей» или «влияний», принадлежащих тонкой сфере, а третья, хотя, может быть, не самая важная, представляла собою реальное описание существ, имевших телесное существование в более или менее удаленные времена, но принадлежавших к давно исчезнувшим видам, продолжавшим существовать лишь в исключительных условиях и в очень редких представителях, что может даже еще и сегодня встречаться, не зависимо от того, что об этом думают те, кто воображает, что в этом мире больше нет ничего неизвестного для них».

К сакральной географии Александрии примыкает описание легендарного Индийского царства, где опять-таки обитали Кентавры. Крайние земли Пресвитера Иоанна, ассоциировались с границей между пребыванием обычных людей и полурайскими, полуинфернальными областями неведомого. Там-то находился и апокалиптический «кладязь бездны», откуда Пятый Ангел должен выпустить чудовищную Саранчу («пругов»). «Ясно, что для описания всего этого по существу нужна довольно долгая и трудная работа, — указывал Генон, —тем более что имеющиеся «источники» далеки от того, чтобы доставлять чистые традиционные данные; очевидно, что легче и удобнее отбросить все сразу, как это и делают современные люди, которые при всем том не будут лучше понимать подлинные традиционные данные и увидят в них лишь не поддающиеся расшифровке загадки и, естественно, будут настаивать на этой негативной установке до тех пор, пока новое изменение в «лице мира» окончательно не разрушит их обманчивую безопасность»…

Σ. САРАНЧА АПОКАЛИПСИСА. По мнению Стьенона Мертенса в эпосе о Гильгамеше Стрелец представлен «людьми-скорпионами», которые являются «божествами не более чем на две трети». Откровение Иоанна Богослова явно напоминает некоторые черты вавилонской мифологии: из «кладязя бездны» в дыме и при помраченном солнце на землю выходит Саранча, «…и дана была ей власть, какую имели земные скорпионы. И сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной… а только одним людям, которые не имеют печати Божией на челах своих. И дано ей не убивать их, а только мучить пять месяцев. И мучение от нее подобно мучению от скорпиона. По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые, лица же ее, как лица человеческие. И волосы у ней, как волосы у женщин». Стоит учесть последнюю примету — женские волосы, которая распространяется на изображения других Кентавров. Лицевые Апокалипсисы (иллюстрированные) показывают адских «кобылок» (так до сих пор именуется вид саранчи) в золотых венцах двигающихся по людским телам, терзаемым их змеиноглавыми хвостами (рис.2). На груди у «пругов» пластинчатые доспехи; сзади демон серого цвета Аполлион («губитель»). По толкованию Андрея Кесарийского, венцы — знаки «злой победы сладостной», власы женские — возбуждение к блудодеянию, львиные зубы — убийство или яд, железные брони — жестокосердие.

Пошлю от Черного моря
страшных зверей,
Главы у них человечьи,
а власы до земли,
И те поедят скоты ваши
и поля ваши,—

предупреждает Христос-Судья в духовном стихе.
В изображении Саранчи прослеживается двойственность. Если св. Андрей рассматривал Саранчу как бесов, выпущенных из бездны по Божию попущению, то другие экзегеты считали «пругов» «наказую-щими божественными Ангелами, иносказательно изображаемыми».

Рис.3. Небесное знамение над Шленском 1736 г. Лубочная картинка.

Ангелообразность крылатых Кентавров на фреске в Троицком соборе Калязинского Макарьевского монастыря сохраняется, несмотря на возвышающуюся за ними фигуру Аполлиона (1654). Отношение народов средневековья к Саранче как к Божьему наказанию имело много умозрительных элементов. Считалось, что на крыльях у нее написано «кара Божья», а на грудном щитке «азъ есмь саранча, от Бога наслана». Бороться с «кобылками» невозможно и грешно — чем больше будешь убивать и гнать их, тем сильнее они станут распложаться; единственное средство от них — молитва.
Кентаврический архетип присутствует в лубочной картинке 1830-1840 годов «Небесное знамение над городом Шленском в 1736 г.» (рис.3). Вид воображаемого животного соответствует подписи к картинке и порождает явные эсхатологические ассоциации: «Это знамение стояло на небесах над градом Шленском в течение целой ночи. Образом было подобно человеку с женскими волосами, на голове корона, на короне 4 креста церковные, из головы [торчат] 2 шпаги, из уст меч, на плече три знамени и человеческая голова, на хребте пушка, сбоку меч, под мечом месяц, из груди 7 шпаг, сзади 10 стрел, спереди и сзади птичьи ноги:».

Т. «ЛУКАВЫЙ». В Физиологе смешанная природа Кентавра является поводом для сравнения его с коварным лицемером и еретиком, «помышляющим о добре, но от грехов не отступающим». Кентавр вправо, стреляющий в обратном направлении Магдебургских (Корсунских) врат Софии Новгородской (1152-1154) считается русской доделкой XIV в. (рис.4). Волосы лучника густые и уложены красивыми прядями. Зодиакальный тип повлиял здесь на символ самого дьявола, поражающего греховными помыслами (стрелами) человеческие души. «Лукавый» (лукав буквально — вооружен луком) напоминает, что за порогом церкви надо всегда иметь щит веры, чтобы угасить раскаленные стрелы (Еф 6,16).

Y. ГЕРАЛЬДИЧЕСКИЕ КЕНТАВРЫ. Симбиоз иконографии Саранчи с образами эзотерических сочинений указывал и на символизм различных народов. Вполне вероятно, что под аллегорией Исполинов в Александрии подразумевались тяжеловооруженные конники какой-либо восточной страны. Ведь происхождение греческого мифа о Кентаврах часто интерпретируется как воспоминание о первом появлении людей на лошадях из степей Азии. Интересно вспомнить и о том, как испанские конквистадоры были приняты индейцами Центральной Америки за двухсоставных существ — полуживотных и полулюдей.

Русские геральдические Кентавры христианского периода условно делятся на крылатых и бескрылых. Крылатые восходят к Китоврасу, бескрылые — к Хирону. Эти образы выявляются из православной письменности, но они адаптировали в средневековое сознание еще дохристианскую эмблематику. Литовская династия Дауспрунгас возводила свое начало к римскому роду Dorsprungus, скрывшемуся от преследований Нерона в Литве. Легендарный римлянин имел на своем знамени символ Кентавра. Правивших в XIII в. князей Доспронговичей летописцы величают Китов-расами. Затем Кентавр был заменен на изображение конного князя (Пугоня или Ездеца), что связано с посажением на престол взрослого, а не юного (как делалось до того) кандидата. Замена эта лишний раз под-тверждает гипотезу археолога Ж. Дюмезиля, полагавшего, что Кентавр символизировал воинское воспитание юношества. В русско-литовской геральдике он соответствовал более низкому, младшему чину, а Пугонь-Ездец — более высокому, «дорослому». Интересно сопоставить с этим психоаналитическую интерпретацию, где Кентавр (неразделснность «Я» с инстинктивными проявлениями) выступает как противоположность Всадника (сознательного управления «Я» своими эмоциями).
По описанию гербовников «Довшпрунг или Гиппоцентавр» представлял из себя копытного Стрельца, поражающего из лука пасть Дракона, который был у него на месте хвоста. В таком виде он сохранился на гербах Галаганов и Головиных. В Оружейной палате имелось «солдатское» знамя конца XVII в. с Кентавром и восьмиконечным крестом.
Анализ изображений Кентавра на монетах Рюриковичей дает основания также связывать их с династической легендой о Довспрунке-Китоврасе. Иван Михайлович Городенский (1399 — 1425), Борис Александрович (1425 — 1461) и Михаил Борисович — великие князья Тверские, князь Владимир Андреевич Серпуховской (Храбрый, 1353 — 1410), кн. Василий Михайлович Кашинский (1399 — 1426) были связаны с Литвой либо близкородственными, либо вассальными узами. Все они чеканили на своих монетах Кентавра с различными «говорящими» атрибутами (рис.5). Причем окрыленность геральдического Кентавра являлась привилегией, указывавшей на довольно высокое положение в общерусской княжеской иерархии. Ведь Китоврасу свойственны были крайнее свободолюбие и независимость.

Центавр с Чашей в левой и мечом в правой руке чеканился на реверсе монеты дмитровского князя Петра Димитриевича (1389 — 1428). Показательно, что на монетах упоминавшегося Михаила Тверского Центавр несет некую птицу на правой руке. Есть все основания считать, что она соответствует созвездию Ворона. Именно так: справа и слева от Центавра расположены эти созвездия на небе, а совмещенное изображение Ворона и Чаши есть на печати новгородского наместника Филикса (см. п. А) (рис.6). В другом варианте монет кн. Петра Дмитровского на лицевой стороне чеканилась сдвоенная голова (типа Януса). Этот вариант связан с легендой о двухголовом муже, подаренном Соломону Китоврасом.

К геральдическому типу Кентавра относится рельеф на пилястре собора в Юрьеве-Польском (1230 — 1234). Копытный Кентавр обернувшись движется влево с топориком в руке. Н.П. Кондаков усматривал в нем сходство с «доезжачим в княжеской свите» (а функции, выполняемые приближенными князя во время охоты, соответствовали занимаемой ими административной должности) (рис.7). Кентавры разного вида (в том числе крылатые) дошли на печатях XVII в., на резной колонне из Новгорода (1040 — 1080), в виде бронзовой фигурки из Старой Ладоги. Личную символику владельцев отображали Кентавры на псковских перстнях.
Помимо известного на западе Руси под именем Китоврасов княжеского рода Довспрунгов, это имя как собственное пользовалось популярностью в других областях. Помещики Китоврасовы упомянуты в Ярославле (1568). Иоасаф Китоврасов исправлял должность ризничего Московского Симонова монастыря (1569) и т.д.

Ф. ПОЛКАН. Тем не менее к XVIII «просвещенному» столетию цельность образа Кентавра была распылена. Уже М.В. Ломоносов задавался вопросом: «Что значат известные в сказках Полканы?..» На основании фольклорного творчества этимология слова «полкан» объясняется обычно через «полконь», «полуконь», хотя М. Фасмер доказал, что он не имеет ничего общего с полуконем. В XVII — XX вв. Полкан ассоциируется с персонажем рыцарской «Повести о Бове-королевиче». «Пулькан, Пуликан» (Pulicane) превратился на нашей почве в «Полкана». Согласно тексту повести «сильный богатырь» Полкан, побежденный воином-христианином Бовой и сделавшийся затем его побратимом, имел «по пояс песьи ноги, а от пояса что и прочий человек», одолевал за один скок 7 верст (ср.: canis-nec; pullus-молодое животное).

Для храмоздателей XVII в. сцена с Полканом и Бовой служила эквивалентом сюжетов с Центавром-Китоврасом, которые использовали зодчие более раннего периода. Эпизод борьбы Полкана и Бовы печатался на рамочных изразцах XVII в. и сопровождал высотные, плохообозреваемые и труднодоступные части храмов. В руках у кентавра-дубинка, у героя-сабля. В правом верхнем углу помещен объект спора между богатырями-принцесса Дружневна. Неоднозначность и динамизм отношений Полкана и Бовы аналогичны Китоврасу и Соломону: от вражды и соперничества до побратимства. Аллюзии, указывающие на скрытый смысл (связанный с этапами духовного становления человека, астрономическими реалиями, секретами профессионального мастерства), имеются в самой композиции «Повести о Бове…», именах героев, их атрибутах. Как отмечает Л. Бенуа: «Сама внешняя абсурдность сказочного сюжета служит лишь тому, чтобы яснее выявить его символический смысл и сделать невозможным буквальное толкование». Содержание подобных легенд «отнюдь не является ребяческими выдумками, как это привыкли считать… а представляет собой совокупность данных доктринального характера».

Так, например, образ царя Гвидона (отца Бовы) в астрологическом плане соответствует Caer-Gwydion, Млечному Пути кельтской традиции (ср. также итальянское guida — проводник, guidare — водить). Образ царевича Лукопера, сына Салтана Салтановича, соответствует Lucifero, «утренней звезде» (2 Пет 1,19 и др.) или Венере. Зензевею Адаровичу он угрожает огненными карами, согласными с его небесным архетипом.
Повесть использовалась и для передачи метрологической информации. «Три жерди» Полкана идентичны «трем прутам» Китовраса, являвшимся трехмерным модулем древнерусских зодчих. В более поздних версиях эта деталь исчезает, ибо ее присутствие зависело от устного пояснения, которое уже не могли предоставить лица, далекие от цеховой традиции. Знание архетипов, скрывавшихся за бессмысленными, на беглый взгляд, деталями, рассматривалось как прерогатива узкой прослойки, которая и препятствовала разгерметизации. Исчезновение символов Китовраса и Полкана с предметов культа и атрибутов власти происходит параллельно с централизованной переориентацией русского каменного строительства на образцы западной архитектуры (XVIII в.). Этим же периодом датируются наиболее поздние рукописи с упоминанием Китовраса.
В отличие от изразцов, лубочная иконография Полкана теряет литературную основу: происходит переход от собачьей половины к лошадиной (что, по-видимому, было более привычным) в сторону отождествления Полкана с Кентавром (рис.8). «У нас каждый крестьянин не запинаясь назовет вам рослого и здорового человека богатырем Полканом, — писал собиратель фольклора М.Н. Макаров. — Помнят Полкана, как своих сивок-бурок, вещих каурок, в которых Полкан, будучи и сам почти конем, не имел никаких нужд». Картина сказывания историй о Бове и Полкане старой няней, «мамушкой» запечатлена А.С. Пушкиным, М.Е. Салтыковым-Щедриным.

Рис.8. Бой Бовы с Полканом на муравленом изразце.

X. СТРАЖ СОЛНЦЕВОЙ ДЕВЫ. Образ Полкана был намного старше переводной Повести о Бове. Он использовался в русской магической практике, трансформировавшей под влиянием христианства верования архаичных культов. В «Заговоре охотника на постановных клетях для зайцев» говорится: «: из леса дремучаго бегут ко мне навстречу 20 сатанаилов, 20 дьявоилов, 20 леших, 20 полканов — все пешие, все конные, все черные, все белые, все высокие, все низкие, все страшные, все робкие. Подите вы: в такой-то остров, пригоните русаков и беляков». Из инфернального характера сил, к которым взывает заговор, явствует, что он относился к черной магии. (Попутно отметим, что обращение к черной магии у русских после крещения является чертой именно христианского, а не «языческого» сознания. Не случайно поэтому в тех заговорах и чарах, где призываются на помощь демонические сущности, как правило, отсутствует обращение к светлым ангелическим силам (и наоборот, там, где фигурируют Господь, святые и ангелы, не может быть и речи о попутном обращении к сатане и бесам). Запретная область рассматривалась частью верующих как крайнее (в силу таящейся там опасности), действенное средство в решении житейской проблемы. Вина, которую обратившийся к запрещенному заговору ощущал, являлась необходи-мым психическим компонентом черномагической практики, а угрызения совести (или часто следовавшая епитимья) своеобразной жертвой, которую такой человек приносил ради осуществления своего желания.) Полканы здесь — дьявольские существа, но такая окраска у них не изначальна, а появилась с приходом христианства.
На левом берегу Дубны в середине XIX в. ежегодно собирался крестьянский торжок «Плиханова ярмарка», посвящавшаяся в древности Плихану или Полехану. В версте от нее располагалась роща Плишиха или Плиханиха, где бывали некогда игрища, борьба, кулачный бой, верховой оскок. Плиханова ярмарка совпадала по времени с ярилиными гуляниями, а сам Ярило почитался суздальцами под именем Полехана. Характер празднования Ярилы предполагал состязания в воинской удали, а в еще более раннюю эпоху — умыкание невест. Атрибутом ряженого под Ярилу была непременная деревянная колотушка, обозначавшая громовую палицу (а именно палицей часто наделены изображения Полкана и других кентавров).
Полноценный культ славянских богов давно исчез, поэтому точно установить, какими же функциями обладало божество, чьим символом служил получеловек-полуконь, сейчас трудно. Колотушка-палица и имя Полкана-Полехана сближают его с прусским Пеколсом (Pikulas, «черт», «плохой»; ср.: пекло)-божеством тьмы и преисподней, сопоставимым с Плутоном. Схожими чертами наделен и Китоврас — ночной царь подземного Лукорья.
Миф о Полкане был связан, кроме того, с легендами о Солнцевой Деве (рис.9). В «Заговоре от змия к жене летающего в дом» (вар.: «Чародейская песнь Солнцевых Дев») он выступает как освободитель Девы и победитель Огненного Змея: «Во всем доме — гилло магал — сидела Солнцева Дева. Не терем златой — шингафа — искала Дева; не богатырь могуч из Ноугорода подлетал; подлетал Огненный Змей… — Полкан, Полкан! разбей ты Огненного Змея; ты соблюди девичью красу [выд. — Р.Б.]…» На первый план здесь выступает мотив конфронтации Солнцевой Девы и Змея, восходящий к мифологеме о борьбе между Солнцем и летучим Змеем (причем Полкан выступает на стороне Солнца). Чтобы спастись от Змея, Солнце скрывается в преисподней (царстве Полкана-Плутона). Сюжет о брачном сожительстве Девы и Змея относится к архаичным славянским представлениям о первопредке и праматери. В таком случае борьбу между кентавром Полканом и Огненным Змеем можно рассматривать и как отголосок давних перемен в славянском социуме: воинская аристократия (Полкан) замещает жрецов (Змей) в регулировании семейно-брачных отношений (Дева). Нельзя исключать происхождение русского Полкан от полкъ в значении «народ, племя, род» (отсюда выражение при всем полку, при всем народе), с одной стороны, и брачной символики д е в ь е й красоты, с другой, где Полкан выступает ее охранителем. В последнем случае Полкан из заговора мог произойти от древнего именования какого-нибудь старшего родственника девушки-невесты.

 Рис.9 Поединок Бовы с Полканом на лубочной картинке XIXв.

Эти представления, однако, относятся к древнейшей основе заговора, практическое же его значение (судя по записанному варианту) заключалось в ограждении невинности девицы- христианки от демонического существа. То, что Огненными Змеями называли падающие болиды (маньяки), вкупе с фигурированием в заговоре Солнца, заставляет усматривать в Полкане также определенную астральную аналогию — Стрельца или Центавра, которые могли бы выступать, как гаранты безопасности Солнцевой Девы. В некоторых местах падающие «звезды» почитались русскими за духов, посещающих женщин в отсутствие мужей. Так, в нижегородском селе Ульяновка падающие звезды считались Огненными Змеями-демонами, которые, прилетая к людям, вселяются в них и делают бесноватыми.
К образу Полкана восходят глиняные фигурки Каргополья, служившие как обереги. Неуклюжую попытку искусствоведов-марксистов прописать их по ведомству социальной сатиры (якобы они изображали «городовых») разрушает весьма существенная деталь. Одна из последних знающих, чем они занимаются, мастериц, Ульяна Ивановна Бабкина, лепя Полкана, смеялась и всегда добавляла к его туловищу орган, не оставляющий сомнений в его назначении, ибо находился он между ног да еще, извините, в полной боевой готовности. На вопрос, почему она поступает именно так, Ульяна Ивановна отвечала: «Так все делали, и я так делаю». А на груди Полкана, согласно давнему обычаю, мастера- игрушечники до сих пор изображают крестовидные знаки (крест — древнейший символ Солнца). Остается лишь выяснить: о небесном или о подземном Солнце донесла память традиция?..

l. СМЫСЛОВОЙ УЗЕЛ. Именно к Полкану следует возводить тот комплекс дохристианских представлений славян и Руси, который впоследствии преобразился в Китовраса, Кентавра Хирона, Полкана — «Повести о Бове…» Имя Полкана фигурирует в заговоре на ловлю зайцев, и с зайцем в руках изображался Хирон в каменной резьбе русских соборов, Центавр на астрологических рукописях Западной Европы, Стрелец как символ охоты в сельскохозяйственных скульптурных циклах, Зайца можно отыскать в легендах о Морольфе (аналоге Китовраса). На знаменитом браслете-поруче XII — XIII вв. из Тверского клада справа от Кентавра изображен Заяц.
Если для аристократии, ремесленного сословия образ Полкана трансформировался в Хирона и Китовраса, то для менее ученых слоев этот процесс завершился двояко: с одной стороны, демонизацией Полкана, отнесением его вместе со старыми божествами к инфернальному уровню бытия, и, как следствие, апелляцией к нему во время черномагических действий; другой — свойства божества Полкана отчасти были перенесены на одноименного героя переводной повести и закреплены в позитивном значении.
О привязанности к образу Полкана свидетельствует выделение истории о нем из общего содержания «Повести о Бове» в былинный эпос. Вместе со старшими богатырями-«титанами» он дивуется подвигам Ильи Муромца.
Полкан как символ воинской доблести часто включался в роспись деревянных сундуков из Великого Устюга XVII — XVIII вв. (рис.10). Его именем называлась пушка в Кирилло-Белозерском монастыре (1668). Не последнюю роль сыграла созвучность со словами полк, полковник. Для северян Полкан олицетворял охотничий промысел, а его изображение приносило удачу (ср. популярность имени Полкан для ловчих псов, удержавшуюся до нашего времени).

Рис.10. Полканы с великоустюжских сундуков.

Ω. НА ПОРОГЕ ТАЙНЫ. Если сравнить псковского Центавра, окруженного двумя фигурами (а теперь уже ясно, что одна из них (Весы) обозначала Соломона (см. п. L), а другая-супругу Соломона (Деву), и Полкана с Бовой и Дружневной по бокам, то видно, что при замене внешней литературной канвы, иконографическая схема остается прежней. К этой же трехчастной схеме относится композиция с Китоврасом, Соломоном и его женой на новгородских вратах 1336 г. Метафизика этой иконографии восходит к ведической модели, на которую указывал еще А.Н. Афанасьев:

Гандхарва-стрелок Krςanu — Индра — Сома.
Этой модели отвечают соотношение между:
Китоврасом — Соломоном — женой Соломона;
Полканом — Бовой — царевной Дружневной.

Сюда же добавим триаду из «Слова об Адаме»: зверь Кутур-Сиф-Эдемский сад. (Зверь Кутур в этом апокрифе преграждает путь Сифу, отправившемуся в земной Рай, чтобы принести умирающему Адаму целебную ветвь.) Миксантропичное существо (Кентавр) выступает в роли некоего стража или соперника, препятствующего эпическому герою овладеть источником блаженства, то есть войти в райскую обитель. Если символика блаженства Сомы и Эдема не вызывает вопросов, то относительно жены Соломоновой поясним, что, согласно христианскому учению, она являлась праматерью Христа по человеческому естеству, а Его Плоть и Кровь в литургии функционально тождественны Соме-Хаоме индоевропейцев (причастие Божества). Рыцарская «Повесть о Бове» переводит ту же богословскую схему на язык куртуазной культуры. Самого пристального внимания заслуживает присутствие на княжеских печатях Руси Центавра то с Потиром (восходящим к созвездию Чаши), то с Птицей (восходящей к созвездию Ворона); на печати же новгородского наместника в Заволочье Филикса Центавр держит в руках и го и другое (см. п. О). Известно, что Индра в индийских мифах часто принимает обличье Сокола. Не является ли новгородская композиция отражением некоего древнего индоевропейского мифа, где Гандхарва, Индра-сокол и напиток Сома последовательно соответствуют Центавру, Ворону и Чаше (вполне допустимо, что современное созвездие Ворона новгородцы связывали с другой птицей).
Сравнивая изразцовый сюжет с Полканом и более ранние изображения Китовраса, заметно, что на изразце пропадают окружавшие псковского Центавра звери, однако под туловищем Полкана появляется цветочный бутон-аналог четырех звездочек, пальметок и других деталей, обозначавших в композициях с Китоврасом-Центавром Южный Крест (ср. с космологией Данте, совмещавшей символы Креста и Розы).
Связь мира людей с миром предвечных первообразов обеспечивалась устойчивой комбинацией символов созвездий либо вокруг Центавра, либо вокруг Стрельца практически во всех сферах традиционной культуры. Но кто даст исчерпывающий ответ — ради чего?..

---

Данная статья не могла бы быть написана без помощи и интеллектуальной поддержки, оказанной А.А. Алиевым, Г.П. Дурасовым, СВ. Жирмунским. В.И. Карпецом, Ш.М. Шихвердиевым.

Источник: Урания №1-98