Бытие есть нечто невидимое,
если оно не достигает того, чтобы казаться;
казаться же есть нечто бессильное,
если оно не достигает того, чтобы быть.

Горгий

Еще сравнительно недавно мифология и религия древнего Египта рассматривались как локально-замкнутое явление. Хотя соприкосновение Египта с античным миром Греции и Рима очевидно, а христианство через коптов (христианизированных египтян) восприняло от Египта многие образы и иконографические типы композиций, все же не Египет, а античность считалась той основой, на которой развился пласт европейской культуры. Вопрос об отношении европейской культуры к традициям Египта сложен и неоднозначен. Специфика большинства цивилизаций Древнего Востока заключается в том, что они выступают как целостная система, включающая помимо законов художественного развития искусства религиозно-философскую концепцию мировоззрения с установившимся строем мифопоэтической образной символики.
Культово-ритуальная сторона искусства Древнего Египта уже в эпоху греческой античности не могла быть целостно воспринятой; ко времени посещения Египта Геродотом на многие стороны жизни египтян отец греческой истории смотрел глазами чужестранца – мифопоэтические образы утратили для него свою мировоззренческую основу и обрели характер народной фантазии.
В эпоху поздней античности обстановка еще более усложнилась: Олимп — обитель греческих богов — был перенаселен «пришельцами» с Востока, принимавшими облики богов и вытеснявшими его исконных обитателей. Это многоликое скопище богов было непонятно для грека. Ирония, с которой Мом в сатире Лукиана обрушивается на великих олимпийцев за то, что те терпят богов — чужеземцев, получает вескую отповедь, вложенную поэтом в уста Зевса: «Воистину то, что ты высказываешь о египтянах, звучит скверно; но тем не менее, Мом, это содержит большую таинственную символику и непосвященным не должно смеяться над этим»*. В словах Зевса высказана дань уважения античной эпохи к религиозным верованиям древних египтян, хотя они и утратили для людей античности подлинный смысл, сохранив лишь покров таинственности.

* Лукиан, 1935, с.501

Тот — одна из самых загадочных фигур в пантеоне древнеегипетских богов. Традиционно он считался богом мудрости, счета, магических знаний, изобретателем письменности и исчисления времени. Как бог интеллектуальной сферы знаний, он являлся покровителем писцов, хранителем священных магических книг. Что боги мудры — всякий знает. Эпитет «мудрый» можно безоговорочно отнести к каждому из богов, ибо все они несут в себе ту или иную область мудрости. Однако в Древнем Египте Тот был богом, персонифицирующим мудрость.
Культ Тота в Древнем Египте сложился в древнейший период, вероятно, он почитался еще с додинастической эпохи в районе Дельты. В «Текстах Пирамид» (Древнее царство) имя Тота уже упоминается, и далее мы встречаем его вплоть до позднейшего времени истории Египта. Главным местом поклонения Тоту был город Гермополь — Древний Шмуну, связанный с почитанием восьми местных богов, в число которых Тот не входил, но предводительствовал им. Каковы были взаимоотношения между ними и Тотом, сказать трудно. Согласно текстам, боги Огдоады связывались с космическими представлениями*. Как и когда Тот становится верховным богом Гермополя, установить не представляется возможным. В текстах Птолемеевского времени Тот назван демиургом, победителем сил мрака**. Согласно мифологической истории Древнего Египта, относящейся ко времени, когда страной правили боги, Тот стал править после Хора, но до богини истины Маат. Египтяне отводят его царствованию 7726 лет***. Тот как лунное божество принимает на себя функцию заместителя солнечного бога Ра на ночном горизонте. В текстах говорится: «Ра изрек, Тот записал»****. Являясь владыкой Луны, Тот охранял ее, следя за движением Луны по небу. Наблюдая за порядком совершения астрального цикла, Тот способствовал воцарению гармонии и справедливости, исполняя роль судьи в загробном мире. Обладая тайнами магии, Тот представлялся египтянам создателем богов и людей, призванных к жизни его магическими заклинаниями.

* Тураев, 1898, с.18
** Тураев, 1898, с.19
*** Гардинер, 1959, pl.1
**** Матье, 1956, с.118

Родословная Тота сокрыта — в роли его матери и супруги в различные исторические эпохи выступали разные богини*. Иконографически Тот почитался в виде павиана и ибиса или в антропоморфном образе с головой ибиса. В Гермополе (Шмуну) ему были возведены храмы в эпоху Среднего и Нового царства. Храм Тоту воздвиг и Александр Македонский. Руины его еще остались.

* Рамадан аль-Cаид, 1969, с.71-76

Тота без преувеличения можно отнести к числу главных древнеегипетских богов. Его именем пронизана практически вся египетская мифология. Согласно версии о поединке Хора с Сетом, Тот, обладая способностью целительства, исцелил выколотый Сетом глаз Хора. Исида после обретения тела умершего Осириса с помощью магических заклинаний, которые дал ей Тот, заставила биться неподвижное сердце своего супруга, воскресив его к жизни. Эти магические формулы древние египтяне затем писали на стенах гробниц, крышках саркофагов, на папирусах и амулетах, чтобы их воздействием привести к вечной жизни покойных.
Тот присутствовал в Чертоге Осириса на Страшном Суде, совершавшемся над покойным, участвуя в ритуале взвешивания сердца, ответственного за земную жизнь. В этой церемонии Тот вел записи результатов приговора, провозглашавшего решение суда.
Согласно Диодору Сицилийскому, Тот, причастный космическому порядку, обнаружил упорядоченность в расположении звезд на небе, связав это с природой гармонии музыкальных звуков. Три струны он настроил по трем звукам низких, средних и высоких тонов, соответствующих зиме, весне и лету, придав тем самым космический смысл музыке. Многогранность древнеегипетского бога Тота давала грекам основания отождествить или, правильнее сказать, уподобить его богу Гермесу, хотя Тот мудрее, положительнее и весомее своего младшего «подобия».
Начать следует с того, что заупокойный культ в греческой философско-религиозной жизни не занимал столь основополагающего места, как у древних египтян. Гермес — вестник богов, покровитель путников и проводник душ умерших по загробному миру царства Аида — психопомп. У него своя темповая характеристика — он подвижен, полетен в странствиях по земле, Гермес — посредник между двумя мирами, между богами и людьми. Греки наделяют образ Гермеса жизненными чертами, включая даже хитрость и плутоватость. Выменяв у Аполлона на коров свою лиру и отдав ему в придачу свирель, Гермес был обучен Аполлоном таинству гадания. Этот магический дар дал возможность возникновению в поздней античности образа Гермеса Трисмегиста (Трижды Величайшего) в связи с причастностью греческого Гермеса потустороннему миру и таинству магии.
Не без влияния гермопольской версии происхождения мира сложилась в Греции в VII – VI веках до н.э. орфическая космогония, принимавшая за начало нашего мира яйцо, оплодотворенное ветром*. Греки, а затем римляне, ассимилировавшись с местным египетским населением в пору захвата ими Египта, перенимают его заупокойный ритуал. Подтверждением тому явились погребальные пелены, маски, фаюмские портреты, поздние из которых проложили путь к христианской иконе.

*1. Лоренц, 1950, с.64

Непостижимая таинственность влекла греков и римлян к Египту. После завоевания Египта Римом (30 г. до н.э.) интерес к нему возрастал. Египетский Тот, греческий Гермес сливаются с ипостасью римского Меркурия. По мере сближения их культов с первоисточником — Тотом они наделялись все большим магическим значением. Это привело к усложнению образов и Гермеса, и Меркурия, который также становится проводником душ в мире умерших, обретает познания в области магии и астрологии.
Но если последователи Тота — Гермес и Меркурий — почитались богами, то их преемник, хотя и именуемый Трижды Величайшим (Гермес Трисмегист) не имеет столь однозначной дефиниции будучи не богом, а мудрецом, которому приписывались сочинения отнюдь не христианского толка. С именем Гермеса Трисмегиста связывается целое направление — герметизм — область тайных, запретных знаний, доступных лишь посвященным — гностикам. Представители латинской патристики либо совершенно не касались этого вопроса, либо говорили о нем как об инспирируемом языческими суевериями, алхимией, астрологией, магией. Однако апологеты христианства Лактанций (ок. 250 — 352 г. н.э.) и Августин Блаженный (354-430) упоминали Гермеса Трисмегиста, считая его современником библейского пророка Моисея. Вот одно из высказываний о нем: «Ко времени рождения Моисея жил тот Атлант, великий астролог, брат Прометея и дед по матери Меркурия старшего, внуком которого являлся Меркурий Трисмегист»*.

* Августин Блаженный, цит. по изд. 1863, XVIII, 39

И Августину Блаженному, и его предшественнику Лактанцию быд известен трактат «Асклепий» — «Sermo Perfectus» («Совершенное слово»), дошедший в латинском переводе. Это апокалиптическое сочинение было воспринято ими по-разному. Лактаций видел в нем предсказание конца мира, Августин — гибель язычества. Оба мыслителя считали Гермеса Трисмегиста обладателем дара предвидения, полученного им от демонов, и потому противником христианства. Однако его образ продолжал волновать мыслителей и последующих эпох.
Обращение к литературным источникам древности осложняет этот процесс тем, что в ходе истории выступает множество «посредников» — в лице не только отдельных авторов, но и целых эпох. Так, на пути от Древнего Египта к Ренессансу лежат пласты античной греческой и римской цивилизации, культуры средневековья, а затем уже собственно Возрождения. Помимо того произошли смены религиозных воззрений. В эпоху Ренессанса особенно остро встал вопрос, как примирить философский мир языческой античности с христианством. Флоренция становится первым центром осуществления этих попыток в изучении наследия прошлого. Важную роль в этом направлении играла знаменитая Платоновская Академия — общество известных гуманистов, основанная при дворе Козимо Медичи около 1439 года.
Выражением подлинно египетского образа мысли для гуманистов итальянского Ренессанса явились интерпретации так называемых мистерий и тексты герметической литературы, создателем которых считали самого Гермеса Трисмегиста. Эти сочинения привлекали своей эзотеричностью, пленявшей воображение философов и художников. В сочинениях Гермеса Трисмегиста видели прямую связь с философией Платона, неоплатоников и христианством.
Тексты, составляющие герметику, были известны в нескольких списках, являясь неполной копией более ранних манускриптов, куда входило пятнадцать трактатов, один из которых утерян. В начале 60-х годов XV в. тексты в этом варианте были доставлены во Флоренцию из Македонии неким монахом, выполнявшим роль агента Козимо Медичи и поставлявшим рукописи для его собрания. Он передал тексты Марсилио Фичино для перевода, который был завершен в короткий срок и снабжен комментариями. Фичино посвятил свой труд Козимо Медичи; в посвящении говорится о том благоговейном трепете и изумлении, с которым он приступал к работе, открывая для себя тайны древнеегипетской мудрости.
Марсилио Фичино сделал перевод с греческого на латынь, полагая, что греческий текст уже является переводом с египетского и был выполнен с целью открыть грекам тайный смысл египетских мистерий.
Фичино дает всему переводу общее название «Пимандр» по первому трактату. «Пимандр» означает «Пастырь мужей» — под этим именем, согласно тексту, явился говорящий с Гермесом «Божественный Ум» (Нус). «Пимандр» — собрание четырнадцати диалогов, в которых раскрывается версия творения мира. «Пимандру» Фичино дает подзаголовок «О могуществе и мудрости Бога». В нем версия творения мира излагается как бы из уст самого Гермеса Трисмегиста и по существу совпадает с концепцией итальянских гуманистов.
Пимандр — Божественный Ум — явился Трисмегисту, когда тот объят сном. И он воспылал страстным желанием узнать сущность Явившегося ему — то есть познать Бога. Тогда Пимандр воссиял в видении беспредельного Света, после которого настал мрак, сменившийся родом огня, откуда Гермес услышал неописуемый звук — из огня вышло Священное Слово. «Этот Свет, — говорит Пимандр, — есть Я Сам — твой Бог и светозарное Слово, исходящее из Нуса». Трисмегист видит в своем уме бесчисленное количество Сил, беспредельные миры и огонь, объявший все могущественные Силы. Он вопрошает Пимандра о том, как возникли стихии природы и получает ответ — из воли Бога, Который воплотил в Себе Слово. И это Слово, явленное в Свете, есть Свет от Света, Жизнь от Жизни, несущее силу Второго Нуса — Демиурга, Который будучи Богом огня и дыхания, создает семь Правящих Сил, которые окружают Нус Демиурга — семь элементов, от которых зависит мир.
Далее Гермес захотел узнать о творении человека. Здесь раскрывается соотношение Нуса с Богом Отцом, Слова — с Богом Сыном: человек, сотворенный Богом, — Первочеловек является Его порождением или братом Сына Бога. Бог, уподобляя человека Себе, возлюбил его как свое творение, ибо он прекрасен, неся в себе образ Создателя. Человек, видя творческую энергию Бога, возжелал созидать и сам, что ему и было дозволено. Тем самым он вошел в область творения. Узрев плоды деяний семи Правящих Сил и будучи возлюбленным ими, человек получил от них в дар часть власти над природой. Приобщившись к тому, он восхотел прорваться сквозь эти сферы, чтобы постичь Самого Сотворившего мир.
Природа наделила человека дарами, потому что он был прекрасен озарением божественного образа, а он, узрев прекрасные формы природы, воссоединился с ней, и природа завладела им, и они стали едины в любви. С этого момента человек сделался неразумным, обрел смертное начало, став одной из земных тварей, но с двойной сущностью — смертным телом и вечным духом. И, отпав от вечной Жизни и Света за свою ненасытную жажду познавать, человек утратил былое единство, став существом разделенным.
В заключение Пимандр говорит Трисмегисту как следует вести себя в жизни, чтобы не потерять обретенное от Бога богооткровение, чтобы остаться таким, каким человек был сотворен. Для этого нужно жить по воле Творца, вознося Ему благодарения и слагая гимны.
Но Трисмегист возгорелся желанием узнать о Вознесении. Пимандр объясняет, что это возможно тогда, когда дух освобождается от материальной оболочки; после наступления смерти тело разлагается на отдельные элементы, дух же воспаряет ввысь, оставляя на каждой из проходимых им сфер частичку смертной греховной природы. Только после очищения человеческий дух становится способным услышать голоса Сил, поющих гимны Богу и воссоединиться с ними.
В комментариях М.Фичино отмечены места в тексте «Пимандра» сходные с книгой Бытия (о явлении Бога пророку Моисею). Однако Фичино еще не удается выявить различие между Книгой Бытия и герметическими версиями происхождения мира. Его больше интересует природа человека и причина его падения. Марсилио Фичино отмечает, что в Библии нигде не сказано, что Адам был существом божественным, обладающим созидательной силой. Когда Адам поддался искушению Змия и Евы, пожелав отведать плоды Древа Познания и стать подобным Богу, то впал в грех и был изгнан из Рая. В герметической же литературе человек, захотевший творить и тем самым уподобиться Богу, не рассматривается как существо, впавшее в грех неповиновения. Напротив, он сам был принят в элиту семи Правящих Сил. Прачеловек соответственно этой концепции был больше, чем обычный человек. Он рассматривался как брат Сына Бога, принадлежа к рангу звезд, сотворенных Правящими Силами. Согласно традиции, сложившейся в римское время, Гермес в «Пимандре» назван Меркурием, содержащим в себе три ипостаси — Тота, Гермеса и Меркурия.
Лактанций сообщает, что в древние времена существовало пять Меркуриев. Гермес — Меркурий был пятым по счету, который, согласно мифологическим источникам, убил великана Аргоса — сына Геи — Земли, после чего бежал в Египет и принял имя Тота. Считается, что прибыв в Египет, он дал египтянам законы и научил их письменности. Далее Лактанций указывает на то, как произошло соитие культа древнеегипетскогo местного бога Тота с пришельцем, принявшим на себя его функции: «Египтяне называли его Тотом, откуда у них получил наименование первый месяц года — сентябрь; он же основал город, который греки ныне называют Гермополем…»
Продолжая далее о Гермесе, Лактанций говорит, что он, хотя и будучи человеком, жившим в глубокой древности, во всякого рода учености искушен был настолько, что знание многих предметов и искусств принесло ему прозвище Трисмегист. К тому же им написано много книг, относящихся к познанию дел божественных, в которых он утвердил величие всемогущего и единого Бога, назвав Его тем же именем, что и мы, — Богом и Отцом…*.

* Лактанций, I, 6

Трисмегист, постигший почти всю истину, описал и величие Слова*. Марселио Фичино указывает на связь его с орфическими культами и мистическими учениями Пифагора. Символична и связь Гермеса с Моисеем — подобно ему Моисей дарует законы удейскому народу, что указывает на два источника герметики: древнеегипетскую магию и иудейскую каббалистику. Последний трактат Corpus Hermeticum носит название «О возрождении и о правиле молчания» — это тайная беседа Гермеса с сыном Тотом — диалог, в котором Тот просит Гермеса Трисмегиста обучить его вере духовного возрождения. В обращении к сыну Гермес рассказывает ему, что обновленный человек рожден интеллектуальной мудростью в молчании, ибо в нем заложено семя истины, посеянное волей Бога. На вопрос Тота — кто исполняет роль творца, Трисмегист отвечает — Сын Бога, послушный воле Отца. Об истине же рассуждать нельзя — это то, что беспредельно, незримо (бесцветно), не имеет формы, неподвижно, открыто, о чем можно только иметь представление. Истина — всегда благо; она нематериальна. Бога нельзя постичь разумом, можно только дивиться Его могуществу и энергии. Заключая свое высказывание Трисмегист говорит: ищи и ты обретешь!

* Лактанций, IV, 9

Трисмегист затем проводит Тота через двенадцать кругов Зодиака, подвергая воздействию звезд. Божественная сила освобождает душу от весомости телесной. В этой части комментария Фичино проводит параллель с Вознесением Христа и говорит, что владение гносисом несет в себе способность предотвращения дурного воздействия звезд.* Что касается этого высказывания, то оно целиком лежит на совести М.Фичино. Судя по комментарию, можно заметить, что сам он относится несколько настороженно к звездам, а иногда и просто боится их, усматривая в них нечто мистическое, в то время как в самих герметических сочинениях гносис окрашен оптимистически. Мысль, выделенная им в комментарии, состоит в том, что в мире нет ничего, что могло бы исчезнуть или разрушиться, поскольку Вечность, отражающая вселенский дух, неисчезаема.

* Блюмфильд, 1952, с.48

В трактате, где говорится об отражении Универсума в уме*, — имеется в виду ум Гермеса — речь идет о Вечности, которая есть Сила Бога и результатом ее является мир безначальный, продолжающийся в бесконечном становлении. Самым великим в этом мире является дух, полный божественного разума, которым оживляется все. Бог, обратившийся к своему Логосу, создал мир, где все едино, все одно, как Сам Бог — каждая из планет, солнце, жизнь каждого существа… В той части диалога «Пимандра», где содержится ответ Гермесу, говорится, что стихии природы произошли из воли Бога, который своим Логосом, созерцая в нем порядок и красоту, создал мир по этому прототипу. Помимо эстетических положений можно провести параллель с одной из древнеегипетских версий творения мира, согласно которой демиургу Атуму сопутствовали два начала: неизреченная мысль сиа и высказанное слово — ху, изрекши которое, бог создал все сущее. Гностики считали, что о некоем непознаваемом Начале можно только мыслить. Согласно гностической идее, цель человека состоит в том, чтобы посредством совершенного знания соединиться с божеством. Знание же состоит не в том, чтобы познать отдельные предметы, а чтобы погрузиться сосредоточенно во вселенскую истину при безмолвии мысли.

* С.н. 1, с.147 — 157. Фичино, с. 1850-1852

Сопоставляя две исторические эпохи — позднюю античность и раннее Возрождение, можно обнаружить между ними сходство в том, что обе они завершали два крупных этапа — классическую античность и средневековье. Несоответствие понятий и представлений привело на исходе античности и средневековья к интенсивным поискам реального мира. Поскольку же разрешение этих проблем, естественно, не могло быть достигнуто, открылись неожиданные сферы интуитивного постижения тайн мироздания, не имевшего конкретных объяснений. Они оказались не подвластны разуму, ибо процесс поиска направлялся Нусом, который воздействовал на интуитивную способность человека, а философия определялась гносисом. Герметические трактаты, которые часто принимали форму диалога учителя и ученика, обычно в кульминационном месте текста доходили до экстаза, в котором вопрошающий получал откровение. Состояние экстаза
достигалось в созерцании космоса, и в этом созерцании отражался Нус, сообщающий через себя высший духовный дар. Логично предположить, что и «Рай» Данте написан не без влияния этих представлений. Таким образом, религия постижения мира, прошедшая
стадии платонизма и стоицизма, приобрела в герметизме значение культа без храмов и литургий и стала следствием одного только ума как религия философии или философия религии, содержащей гносис. Люди Ш в. так же, как и люди эпохи Ренессанса, были всецело убеждены, что все древнее чисто и священно, что мыслители древности стояли ближе к богам, чем их последователи рационалисты. Поскольку суть египетской религии с годами и веками становилась все более непонятной, ее сочли мистической, полагая, что постижение божественной мудрости совершалось путем магических обрядов, известных только жрецам, с помощью которых те оживляли статуи своих богов и пророчествовали о том, что самой древнеегипетской религии предречено идти к концу. Описания необычных экстатических актов египетской магии есть в «Асклепии» — одном из герметических трактатов, где Гермес Трисмегист говорит своему сыну Асклепию: «В этот час утомленные жизнью люди не будут более относиться к миру как к объекту, стоящему их любви и поклонения. Все, что является хорошим, — это лучшее, что можно видеть в прошлом; настоящее и будущее — в опасности уничтожения. Люди будут рассматривать это как бремя. С того момента само целое универсума будет презираться и ненадолго сохранится в памяти… Все, что достойно поклонения, — это хвала и любовь»*.

* Corpus Hermeticum, 1945, с.328

Переводы герметических трактатов Марсилио Фичино появлялись восемь раз с 1471 года, что свидетельствует об интересе к затронутой теме. Характерно, что среди пророков и сивилл Сиенского собора находится изображение Гермеса — Меркурия, помещенное на полу западной стороны нефа. Надпись гласит: «Гермес Трисмегист, современник Моисея». Гермес представлен в облике восточного мудреца, в руке его раскрытая книга с надписью: «Примите, о, египтяне, учения и законы».
Отзвук мистических представлений, почерпнутых из герметических текстов, можно услышать в письме Марсилио Фичино к Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи, в котором он говорит своему молодому другу о некоем загадочном великолепном даре: «Для того, кто созерцает небеса, то ничто, на которое он направляет свои глаза, кажется беспредельностью самого неба»*. Далее Фичино советует молодому человеку расположить свою «Луну», то есть душу и тело так, чтобы избежать слишком сильного воздействия со стороны Сатурна и Марса, но в то же время получить благодатное влияние Солнца, Юпитера и Венеры. «Если ты таки образом расположишь небесные знаки и свои дары, то избежишь угроз фортуны и под божественным покровительством будешь жить счастливо и беззаботно».

* Фичино, с.805

Через Лоренцо ди Пьерфранческо Медичи художник Сандро Боттичелли познакомился с философом Анжело Полициано. По одной из версий прочтения аллегорической программы картины Боттичелли «Весна» ее ставят во взаимосвязь с письмами Марсилио Фичино к Пьерфранческо Медичи, по заказу которого «Весна» была написана*.

* Гомбрич, 1945, с.16

Опираясь на интерпретацию символов Оригена, сочинения которого Марсилио Фичино изучал, он пытается связать его концепцию с теорией Гермеса Трисмегиста об интеллектуальном восприятии spiritus mundi, отражающемся через нисхождение на человека света и небесных светил. Этому, как предполагалось, содействовали талисманы в виде животных, растений, плодов и предметов, цвет которых ассоциировался с определенными планетами. Теория магии Фичино основана на том, чтобы понять, каким путем можно «низвести жизнь небес» и через посредство духа обрести силу звезд, поскольку между душой и телом существует spiritus mundi, разлитый во вселенной и воздействующий на человека.
Дальнейшее развитие этих взглядов можно проследить в сочинениях гуманиста Пико делла Мирандола, младшего современника и ученика Фичино, чья философская карьера началась под влиянием его учителя. В одной из линий этого направления Пико задался целью определения сущности астрологии с тем, чтобы получить возможность избежать неугодных астральных предопределений и поставить под контроль звездное влияние. Любопытно, что Папа Александр VI Борджиа выступил в защиту Пико, дав ему буллу об отпущении грехов в ратованиях философа за магию.
Просвещенный Папа обнаружил исключительный интерес к Египту, заказав художнику Пинтуриккио фресковую роспись своих покоев в Ватикане. Наряду с теми сценами, которые были уже представлены в связи с иллюстрацией мифа об Осирисе и Исиде, там появились философские сюжеты, где изображен Гермес Трисмегист.
Египетские темы использованы в росписи «Покоев Святых», где изображена сцена поклонения священному быку Апису. Бык являлся фамильной эмблемой Борджиа, и поэтому здесь усматривались параллели между солнечным Аписом и быком рода Борджиа с намеком на идентификацию Папы с солнцем.
Египетская серия росписей начинается с истории Ио, обращенной Зевсом в корову, к которой пастухом был приставлен многоглазый Аргос. По приказу Зевса, не вынесшего страданий Ио, Аргос был убит Гермесом — Меркурием. Освобожденная Ио странствовала по Греции, Азии, Египту, где она воплотилась в образ богини Исиды. Следующая композиция представляет Исиду — Ио, восседающую на троне. Слева от нее Моисей, справа Гермес Трисмегист, отождествленный с Меркурием. Обращение к древнеегипетским сюжетам в эпоху Ренессанса носило характер перенесения древней эпохи в свою путем наделения образов чертами итальянской ренессансной иконографии.
Культура Ренессанса по своей природе мифологична. Миф привлекал и итальянских художников, и гуманистов, поскольку он обращался к первообразу, первопричине событий, первосюжету. Мастера Ренессанса с их обостренным восприятием значимости своего времени мифологизировали настоящее, считая его неким «архе» — «началом времен». При обращении к мифологическому сюжету, отделенному от их эпохи большим промежутком времени, неизбежно возникали утраты подлинности искусства.
Египетские мастера широко использовали знаковую символику, имевшую для них глубокий смысловой подтекст.
Магические знаки вводились ренессансными художниками в декор архитектурных фризов и предметов малых форм. Гуманист Леон Баттиста Альберти предпринимает ряд реконструкций с использованием знаков иероглифики в качестве орнамента. Поскольку Альберти считался выдающимся авторитетом в области архитектуры, то и допущенная им модернизация, несмотря на все искажения знаков, была принята, а иероглифы рассматривались как «священные египетские буквы». Наглядное представление о том, насколько видоизмененными они были, дает изображение глаза на тыльной стороне медали Альберти, отлитой Маттео де Пасти. Окрыленный глаз является искаженным воспроизведением египетского прототипа. По всей видимости, значение этого символа было известно итальянским мастерам. Девиз латинской надписи «quid turn» говорит о скором возмездии божественной справедливости, на что намекает сюжетная сторона мифа о Хоре Бехдетском, покорившем врагов солнечного бога Ра-Харахте.
В последующее столетие философия Гермеса Трисмегиста получает оккультное истолкование в сочинениях Корнелия Агриппы, в то время как гуманистические традиции Ренессанса развивают это учение с позиции гносиса и возводят целый ряд положений в русло научных изысканий в области философии религии. Весьма значителен факт обращения к герметическим сочинениям выдающегося деятеля итальянского Ренессанса, Джордано Бруно, который придал этим текстам новое освещение. Джордано Бруно придерживался того мнения, что египетская магическая религия мира была не только самой древней, но и самой верной религией.
Проводя параллель между философией религии и ее отражением в изобразительном искусстве, можно отметить, что философичность искусства определяется мерой проникновения его в глубину мифопоэтической образной символики и постижения им сущности религиозных концепций. Гуманисты и художники Ренессанса работали в этом направлении в разном ключе — мыслители занимались текстами, художники их иллюстрировали, передавая исключительно сюжетно — повествовательную сторону, рядя изображаемых персонажей в костюмы своего времени. Лишив древнеегипетское искусство присущей ему эзотеричности, итальянские мастера утратили и сам подлинный смысл, не стремясь передать его в памятниках своего искусства, ибо мировоззренческие представления не поддаются имитации, а составляют сущность подлинного искусства.

ЛИТЕРАТУРА
l. Августин Аврелий. Творения Блаженного Августина еп. Иппоннйского. ч. 1-8. Киев 1901-1912.
2.. Августин Блаженный. «О граде Божием», — цит. по над. Sancti Aurelii Augustini, eptscopi. «De civitate Dei». Rec. В.Dombart. vol 1- 2. 1863.
3. Bloomfield М.W. The Seven Deadly Sins. Michigan, 1952.
4. Gardiner А.Н. The Royal Canon of Turin. Oxford, 1959.
5. Gombrich Е.Н. «Воtticell’s Mythologies: а study the Neoplatonte symbolism of his circle». J.W.С. VIII, 1945.
6. Diodorus of Sicily. I edition, 1968.
7. Corpus Hermeticum. Раris, 1945, ч. II.
8. Lucii Caecilii Firmiani Lactantii opera. Ed.nova. Acc.D.А.В.Caillau. Т. 1-2, 1842.
9. Lukian. Deorum concilium, 10-11.
10. Матье М.Э. Древнеегипетские мифы. М-Л, 1956.
11. Morenz S. pgypten und altorphische Kosmogonie. Leipzig, 1950.
12. Ramadan El-Sayed. Thoth n’а-t-il vraiment pas de mere? R.Е. XXI, 1969.
13. Тураев Б.А. Бог Тот. Записки Историко-Филологического факультета С.- Петербургского Университета, 1898, ч.XLVI.
14. Ficino М. Pimander. Argumentum. Ввlе, 1576.

Источник: Урания №2-98