Трудно назвать область в жизни человека, которую он. не делил бы с животными. Он ввел их даже в бытовую речь в виде устойчивых оборотов, таких как «медвежий угол» . Человек заселил ими свои мифы, а затеем вместе с мифологическими сюжетами запустил в Космос и увековечил в названиях созвездий. Мало того, вдобавок к обычным животным человек придумал новых, сказочных, вроде Единорога и Сфинкса… видимо, разговор о животных бесконечен, как и разговор о человеческой жизни. И все же некоторые грани этой темы мы постарались представить
на страницах журнала.

***

В чудесном мире православной иконы, где не только образы святых, но и деревья, и строения, и скалы явлены нам исполненными глубокого смысла, очищенными, горними, — в этом удивительном мире есть несколько символов, как будто бы хорошо нам знакомых, но от этого не ставших менее загадочными. Это четыре святых животных — символы четырех евангелистов. Почему же творцам кано-нического Четвероевангелия поставлены в соответствие именно животные? Что можно сказать о про-исхождении столь необычных для иконописи символов?
Для начала напомним, что четыре святых животных — это крылатые лев, орел, телец и, как это ни покажется странным, человек (или ангел), также имеющий крылья. Их головы окружены нимбами. Эти небесные создания сопровождают евангелистов на гравюрах, традиционно предваряющих каждое Евангелие, и неизменно присутствуют в таких иконописных сюжетах, как «Спас в силах», «Неопалимая Купина», и других.
Символы евангелистов на этих иконах помещают в углах красной ромбообразной фигуры, окружаю-щей образ Спасителя или Божией Матери. Второй ромб (или овальная «мандорла»), зеленовато-голубого цвета, накладывается на первый, образуя «осьмиугольную славу» — знак прославления в мире небесном и мире земном. Голубой ромб означает силы небесные, а красный символизирует мир дольний; символы евангелистов в углах красного ромба свидетельствуют, что Матфей, Марк, Лука и Иоанн восславили Христа и Богоматерь здесь, на земле, передав людям свои «благовестил» (таков буквальный смысл греческого слова «Евангелие»).
В Священном Предании — совокупной церковной традиции, не всегда находящей буквальное обоснование в книгах Священного Писания — существует объяснение, почему соответствующий символ присвоен тому или иному евангелисту. При Матфее изображается ангел — как символ мессианского посланничества Иисуса Христа (греч. — вестник, посланник). Лев евангелиста Марка знаменует могущество и царственное достоинство Христа. Луку изображают с тельцом, древним символом жертвы,поскольку в Евангелии от Луки особенно подчеркнуто жертвенное, искупительное служение Сына Божия. А орел — символ тех высочайших Божественных тайн, которых касается в своем Евангелии Иоанн Богослов*.
Однако это истолкование выглядит несколько аллегоричным и не объясняет происхождения четырех загадочных символов. Хотя, на первый взгляд, загадки тут нет: известно, что символы евангелистов заимствованы из Библии. Однако в Библии эти символы присутствуют в описаниях пророческих видений Иезекииля и Иоанна Богослова. А в подобных откровениях попросту нет однозначных,«незагадочных», образов.
Вот как выглядит соответствующее место в «Книге пророка Иезекииля»: «И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него, а из средины его как-бы свет пламени из средины огня; и из средины его видно было подобие четырех животных, — и таков был вид их: обдик их был, как у человека; и у каждого — четыре лица, и у каждого из них — четыре крыла; а ноги их — ноги прямые, и ступни ног их — как ступня ноги у тельца, и сверкали, как блестящая медь, и руки человеческие были под крыльями их, на четырех сторонах их… Подобие лиц их — лице человека и лице льва с правой стороны у всех их четырех; а с левой стороны — лице тельца у всех четырех и лице орла у всех четырех» (Иез.1:4-8,10).
А вот что увидел — более чем через шесть веков после Иезекииля —тайнозритель Иоанн Богослов: «И тотчас я был в духе; и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий… и перед престолом море стеклянное, подобное кристаллу; и посреди престола и вокруг престола четыре животных, исполненных очей спереди и сзади. И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лицо, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем, ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь
Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откр.4:2,6-8).
Уже в ранних святоотеческих писаниях видение Иезекииля рассматривалось как пророчество о Христовом Четвероевангелии, о грядущем распространении христианства «по всем четырем странам света». Но ясно, что образы этого видения имеют и какие-то иные символические параллели. Хотя истинный смысл видения доныне остается тайной, богословы сходятся в том, что его можно истолковать как знамение царственной славы Божией: четыре пламенных животных, как далее повествует Иезекииль, несли на себе небесный, сапфировый престол Господень (Иез.1:26). Самих же этих животных — при всей необычности их облика — называют херувимами (исходя из общего контекста «Книги пророка Иезекииля»),
Херувимы — один из девяти «чинов» традиционной библейской ангелологии; однако при всей ее разработанности она не дает вполне ясного представления о сущности и облике ангельских существ. Впрочем, можно ли рассказать скупым человеческим языком о дивных небожителях, чей облик подобен молнии? Духовидцам разных эпох этот облик мог открываться по-разному. Тем не менее истинные откровения об одном и том же явлении горнего мира всегда обнаруживают сходство, «верифицируют» друг друга.
О херувимах (херубах, керубах) знали и ассиро-вавилонские мудрецы, представлявшие их крылатыми быками, львами и, может быть, грифонами (само греческое слово , «грифон», выводят из семитского «керуб»). Изображали этих керубов и держащими престол некоего божества**. Кстати, грифы, или грифоны (по Геродоту), охраняют золото — сказочный образ высшей мудрости — на крайнем севере, откуда повеяла на Иезекииля слава Божия, в чем можно усмотреть определенное сродство с «Книгой пророка Иезекииля». Однако в «Откровении» Иоанна Богослова шестикрылые носители престола Божия скорее напоминают серафимов — другой ангельский «чин»…
Высказывалось предположение, что у Иоанна святые животные, окружающие престол, — это образы особых небесных сил, которым нет названия в традиционной ангелологии***. Но если небесная реальность по-разному отражается в зеркалах различных духовных традиций, то не продолжить ли наши разыскания? Быть может, сведения о символах евангелистов присутствуют и в каких-то иных учениях древности?
Пожалуй, прежде всего приходит на ум фиксированный крест в европейской (ассиро-вавилонской по происхождению) астрологии: знаки Тельца, Льва, Орла (Скорпиона) и Водолея буквально намечают на Зодиакальном круге схему икон «Спас в силах» и «Неопалимая Купина». Дерзкое сопоставление? Но в центре Зодиака — Солнце, а Христа и христианское учение традиционно сопоставляют именно с Солнцем. Возможно, халдейские мудрецы задолго до Рождества Христова провидели в звездных знаках, в пророческой печатифик-сированного креста пришествие в мир Солнца Любви. Причем весть эта не только о Христе, ной о Божией Матери — о Неопалимой Купине, «жене, облаченной в солнце» (Откр. 12:1).
Однако существует еще более древнее, «символическое пророчество» о знаках евангелистов. Это сфинкс — сложный образ, в котором, как издавна считается в западном эзотеризме, сочетаются атри-буты именно человека, льва, орла и тельца.
В греческом мифе об Эдипе Сфинкс — могучая, как телец, львица с лицом и грудью женщины и с крыльями орла — олицетворяет тайну; она безжалостна к тому, кто, не будучи посвящен, посягает на нее. Этот образ часто сливается в нашем сознании с египетскими сфинксами, и определенное родство между ними действительно есть. В Египте львы с головой фараона (или царицы) символизировали царственную силу солнечного бога, с которым после смерти сливается фараон. Аллеи сфинксов в Египте охраняли входы в храм от сил зла подобно тому, как греческий Сфинкс охранял вверенную ему тайну; знаменитый гизехский сфинкс воспринимался египтянами как страж мистических Западных Врат, через которые уходит Солнце (и отождествляющийся с ним усопший или человек, посвящаемый в мистерии), чтобы потом воскреснуть на утреннем горизонте. Египтяне называли изображения сфинксов «шеспанх» — «живая статуя». Некоторые исследователи полагают, что греки переиначили это слово в «сфинкс»****.
Но почему греческое слово — женского рода? Означает оно буквально «сжимающая», в переносном смысле — «связующая, соединяющая». Может быть, греки, столь многим обязанные египетской мудрости, не просто «кое-как» восприняли чужеземное понятие, но сохранили его сокровенный, тайный смысл? Тем более, что этот смысл перекликается с содержанием видений Иезекииля и откровений Иоанна Богослова о четырех святых животных.
Апокалиптический образ престола, который несут четыре небесных создания, — это женский образ, сопоставимый в христианской теологии с этимасией, «престолом уготованным», на который в час Второго Пришествия воссядет Сын Божий, утверждая на земле святость и справедливость.В этом же смысловом ряду находятся и образы Церкви как Невесты Христовой, и огнекрылой Софии — Премудрости Божией. А в средневековой алхимической эмблематике символы евангелистов, скомпо-нованные в виде треугольной пирамиды, знаменуют собою святые лучи Божественной Любви — еще один женственный образ…
Знали ли евангелисты об этих удивительных, пророческих символах древности? Может быть, и нет. Мы часто ищем в духовной культуре конкретные, материалистические по своей сути параллели и заимствования, тогда как пророчества исполняются благодаря неизреченным силам Божественного Промысла. И сам факт их исполнения являет собой такую же вечную тайну, как премудрая греко-египетская Сфинкс — провозвестница евангельских символов.

---

*Новый Завет Господа нашего Иисуса Христа (изд. Московской Патриархии, 1979, с.595). В святоотеческой литературе существовали и другие варианты соотнесения четырех святых животных с евангелистами (см., напр.. Толкование на Апокалипсис святого Андрея, архиепископа Кесарийского. М.: 1901 ,с.38).

**Толковая Библия. Т. 6. СПб : 1909, с.231.

***Толковая Библия. Т. 11. СПб : 1913, с.535.

**** A Dictionary of Egyptian Civilization. London: 1962, p. 267.

***

Знаки Замысла Предвечного —

Зодиака и Креста,

И на плате Солнца млечного

Лик прощающий Христа.

Николай Клюев

Источник: Урания №4-96