Зеленский Валерий

Сказка — ложь, да в ней намек

 

Размышления аналитического психолога

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ: СКАЗКИ И ПСИХИЧЕСКАЯ РЕАЛЬНОСТЬ. Несколько лет назад я написал сценарий научно-популярного фильма о психологии сказки, который был снят на студии «Леннаучфильм» в 1993 году. Вот некоторые фрагменты из этого сценария: В некотором царстве, в некотором государстве жил-был знаменитый психолог Карл Еустав Юнг… Изучая сновидения у людей, а также мифы, легенды и сказки разных народов мира, он обнаружил в них присутствие внутренней психической жизни человека с ее особой логикой и спецификой динамического развития… сказка предстала не только в качестве связующего звена с бессознательной психикой человека, с источником его психической жизни, не только как способ культурной связи различных поколений людей друг с другом, но и в некотором смысле «обезличенным сновидением», коллективным «сном». В чем же состояло исходное открытие Юнга? Он указал на присутствие психического «воздуха», в котором мы все живем и который нами прежде не замечался, как не замечает его здоровый нормально дышащий человек. Юнг раскрыл состав этого воздуха, его главную формулу. Речь идет о психической реальности, одном из ключевых понятий в аналитической психологии, рассматриваемой не только как опыт, но и в качестве образа и непосредственно самого психического per se. В отношении сказок мы можем сказать, что, несмотря на их великое множество, у всех сказок есть и нечто общее. Все они представлены в одном могучем и великом языке — языке символических образов…
В рамках настоящей статьи мы поговорим о сказках как о чистейшем выражении коллективного бессознательного человечества и попытаемся понять некоторые базовые феномены человеческой психики.

О ПСИХОЛОГИЧЕСКОМ ПОДХОДЕ. Существует множество подходов к сказкам — антропологический, литературный, воспитательно-образовательный, терапевтический и так далее, — но для психолога наиболее важным остается поиск ответа на вопрос о том, что может сказка поведать о человеческой психике? Психолог допускает, что сами образы и мотивы сказок скрывают в себе те или иные значения, невидимые на первый взгляд. Психологический ракурс в отношении сказок подразумевает внимание к тому типу людей, чье воображение породило их. Прежде всего, это были люди, жившие в тесном соседстве с природой. Их истории — не плод сознательного умопостроения, а результат спонтанного проявления и последующей обработки (приведения к современному виду) путем бессчетного числа устных пересказов самыми разными сказителями. Так что сами темы сказок носят, прежде всего, универсальный, нежели индивидуальный характер, равно как и язык их составлен из символических образов, типичных для бессознательной сферы.

О КОЛЛЕКТИВНОЙ ТАЙНЕ. Тот факт, что сказки рождаются глубоко в дебрях бессознательного и производят впечатление универсальности звучания, вовсе не означает, что они легки для понимания. Они не так-то легко расстаются со своими тайнами. Причину этого отыскать не трудно: люди, у которых они впервые возникли, по своей тесной близости к природе обладали совершенно иной ментальностью, отличающейся от разума современного взрослого человека. Волшебная сказка является бессознательным продуктом воображения, точно таким же как сон. Разница лишь в том, что сказка есть продукт не одиночного (индивидуального) разума, а большой группы людей, чаще всего целого народа. Другими словами, ее нельзя отнести к проблемам только одного индивида, поэтому сказка носит значительно более универсальный характер, чем большинство сновидений. При истолковании сновидения аналитик имеет дело с особенностями индивидуальной проблемы, зная, что бессознательное поставляет то или иное решение, содержащееся в самом сне. Волшебные сказки, продукт коллективного человеческого воображения, являются в этом смысле сновидениями всего человечества и содержат в себе решение общечеловеческих проблем. Они поднимают занавес, открывая сцену душевной драмы, а сказочные персонажи уже сами по себе присутствуют в психике каждого из нас. Тот, кто озабочен поисками смысла в этих историях, конечно же, принадлежит к человеческому сообществу, так что решения личных проблем также могут быть в них найдены — не тривиального повседневного спроса, а гораздо более глубокого свойства, присущего каждому человеку.

ДОРОГА К БЕССОЗНАТЕЛЬНОМУ. Волшебные сказки являются свидетельством богатства душевной и духовной жизни, которая в своем целостном виде нам непосредственно недоступна. На психологическом языке — это дорога к бессознательному, которая должна быть вновь и вновь переоткрыта и пройдена. Анализ сказок, как, впрочем, и снов является попыткой возвести мост к бессознательному, к сокровищнице внутренней образной системы. Для многих современных людей образы, которые они уже больше не понимают, не имеют смысла, такие люди равнодушно следуют мимо. Но так как в сказках сокрыт более или менее неистощимый запас эмоционального знания и вечной мудрости, то люди, пренебрегающие постижением сказочных смыслов, теряют для себя нечто важное, что-то весьма ценное.

ЮНГ И АРХЕТИПЫ. От Юнга мы знаем, что бессознательное — не просто место, в котором хранятся подавленные или вытесненные воспоминания. Его исследования человеческой души привели к пониманию того, что все новое является продуктом бессознательного, неистощимым источником психической и духовной жизни. Это отличает юнговскую психологию от других направлений глубинной психологии. Она устанавливает фокус разумного видения, всегда готового рассматривать бессознательное как живого посредника добра и зла одновременно. Любые персонажи волшебных сказок — добрые феи, злые волшебницы, драконы, ведьмы и карлики — являются архетипическими образами, представленными на глубоких уровнях психического. Осознаем мы это или нет, роли не играет, так как они все равно воздействуют на нас, являясь психологическими реальностями. Юнговское толкование этих образов вовсе не изживает их, не превращает в досужую фикцию, оно использует их, чтобы отыскать путь к внутреннему переживанию, символизируемому образной системой той или иной волшебной сказки. События в волшебных сказках отражают не какую-то абстракцию, но текущую жизненную психическую реальность. Если мы понимаем сказки, то получаем и новое понимание самих себя. Любое отсечение собственного «я» от этого образного мира приводит к утрате одного из наиболее важных источников нашей собственной жизненной энергии. Глубоко в бессознательном скрыта сокровищница знания, или место обиталище общечеловеческого духовного опыта, способного обогатить нас, если мы получим к нему доступ. Юнг обозначил этот уровень психического коллективным бессознательным, домом архетипов.

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ СКАЗОК КАК СВЯЗЬ ИНДИВИДУАЛЬНОГО СОЗНАНИЯ С КОЛЛЕКТИВНЫМ БЕССОЗНАТЕЛЬНЫМ. Анализ волшебных сказок — один из путей контактирования с архетипическими идеями, с персонажами коллективного бессознательного. Иными словами, анализ — это попытка связать их с личным сознанием. Для этого образ, выраженный в волшебной сказке, должен быть представлен на психологическом языке. Абстрактное понятие может сказать и выразить гораздо меньше, чем образ, гораздо более древний, впечатляющий и прекрасный. Для тех же, кто уже не воспринимает сам образ, последний может служить мостом к более непосредственному переживанию. В том смысле, в котором мы используем сам термин, истолкование означает попытку указать на поразительную смысловую глубину сообщений, скрытую под поверхностью путем сравнений со схожими историями, мифами, религиозными идеями и сновидениями. Такое свидетельствование, в действительности, означает указание на нечто, что современный человек часто неспособен увидеть или понять. Сегодня по большей части мы живем на верхнем этаже своего психологического «дома», или, выражаясь несколько иначе, мы отрезаны от своих собственных психологических корней. Волшебные сказки позволяют обозревать нижние этажи и фундамент психического «дома». Ведь в них рассказывается о вещах, которые, по сути, знает каждый, о вещах откро-венных и простых. Но в таком случае можно и возразить, задавшись вопросом, а почему вообще нужно их истолковывать? А потому, что, к сожалению, напрямую многие уже не способны воспринимать символический язык сказок, полагая их забавной безделицей, уделом детских радостей, страхов, забот и впечатляющих переживаний. Некоторые считают, что простодушие волшебной сказки, возможно, не имеет ничего общего с серьезными жизненными проблемами, а попытка всякой интерпретации — это высасывание из пальца, короче, дело малосерьезное.

АНАЛИЗ И ПСИХИЧЕСКИЕ ФУНКЦИИ СОЗНАНИЯ. Сказки можно истолковывать, используя любую из четырех основных функций сознания. Например, используя мышление, можно понять структуру и связи всех сюжетных сказочных мотивов. Опираясь на чувства, можно расположить эти мотивы в соот-ветствии с их ценностью, выстроить ценностную иерархию. На основе ощущений строится непосредственное наблюдение за событиями и персонажами сказок. А интуиция позволяет углядеть целую комбинацию (комплексный узел) символов во всей их паттернальной неповторимости. Человек с доминирующей интуитивной функцией способен наиболее убедительно продемонстрировать, что сказка — это не сбивчивый, непоследовательный рассказ, а единое послание, составленное из множества мелких эпизодов. Чем больше человек развивает и дифференцирует свои функции, тем полнее и глубже он способен истолковывать волшебные сказки, поскольку к ним следует подходить с разных сторон, используя наибольшее число функциональных возможностей психики. Ведь чем больше внимания уделяется развитию психических функций, тем сильнее и лучше осознается полезность каждой из них, а значит, и истолкование сказки окажется более многокрасочным и полновесным. Толкование сказок — в значительной степени искусство, требующее определенной практики и творческого опыта.

В КАЖДОМ ИЗ НАС ЖИВЕТ ПЕРВОБЫТНЫЙ ЧЕЛОВЕК. Отчасти то, что мы слышим в сказках, является отголоском очень древней первобытной ментальности, отзвуком еще тех времен, когда пси-хическое было полностью спроектировано на природу. Деревья и животные имели голоса и выражали собственные бессознательные мысли и чувства людей. Подобное состояние ума легко прослеживается путем изучения первобытных религий. Но первобытный человек не умер, он все еще живет в каждом из нас и составляет часть нашего психического бытия, с которым большинство людей попросту утратило связь. Нет никаких оснований печалиться по такому поводу, поскольку первобытное вовсе не означает неполноценное или низменное. Здесь мы сталкиваемся с чем-то совершенно иным. Порой достаточно внимательно перечитать всего лишь одну любимую сказку своего детства, чтобы уяснить, насколько полезным может быть совет бессознательного голоса. Находясь в контакте с этой стороной своей личности, можно избежать невроза, поскольку бессознательное является источником жизненной силы и творчества. Вот почему обновленное понимание своей природной «первобытной» сущности является и терапевтически важным. Бессознательное сообщается с нами с помощью образов и символов. И его не существует в нашем мире сознательных противоположностей. Например, наши представления о времени, все эти наши «сегодня» и «завтра» далеко не столь значительны на бессознательном уровне, ведь бессознательное существует вне времени. И оно прекрасно осведомлено о природе чудес, о чем с готовностью сообщает нам в волшебных сказках.

ТОРОПИТЬСЯ В ПЕРВОБЫТНОЕ ПРОШЛОЕ НЕ СТОИТ. Все это достаточно трудно для понимания нашим современным, оснащенным научным багажом мышлением. Бессознательное предстает не имеющим чувственной основы, его, что называется, нельзя «потрогать». Разумеется, это не означает, что следует расстаться с наработанными цивилизацией ценными привычками и бездумно устремиться обратно к первобытной ментальности. Некоторые считают, что интегрировать свое бессознательное можно, лишь капитулировав перед ним, вознеся его на пьедестал, впав, что называется, в мистическую «прелесть», в одержимость бессознательным. Ясно, что дело здесь не в крайностях и важно прежде всего распознать, сохраняя свою сознательную позицию, наличие бессознательного психического материала, признать наличие иных жизненных путей и взглядов на жизнь. Сказки в значительной степени помогают такой работе, к тому же в них содержится установка на примирение указанных крайностей.

СЛЕДУЕТ УЧИТЬСЯ ОТДЕЛЯТЬ ВНЕШНЕЕ ОТ ВНУТРЕННЕГО. Одним из примеров качества, свойственного первобытному способу мышления, является очевидное отсутствие разделения между субъектом и объектом. С помощью развитого понимания мы научаемся более или менее отчетливо отделять внешнее от внутреннего, и научение подобного рода крайне необходимо, если мы не хотим навсегда остаться детьми. Общим для первобытных психических содержаний и современной созна-тельной личности является ощущение присутствия души. Первобытное осведомлено о душе по-прежнему, в то время как мудрая личность востребует душевное знание повторным более осознанным путем.

О ПОТЕРЯХ И КОМПЕНСАЦИЯХ. Культурное развитие человечества включает в себя и определенные потери, которые современный мир должен как-то компенсировать. Мы научились различать внутреннюю и внешнюю реальность и уже не так наивны, как первобытные люди, которые, наткнувшись на лешего в лесу, воспринимают его за объективно существующего, не подозревая, что имеют дело с собственным видением. Даже и в случае каких-либо видений («почудилось») мы, как правило, не придаем им значений, поскольку знаем, что во внешней реальности ничего не произошло. Но это же означает, что доступ к автономным процессам сознательного разума и его глубоким содержаниям утрачен. Нам недостает подлинной интроспекции, и это весьма значительная потеря. Она ведет к психологическому расщеплению, отделению от глубинных слоев психического, оставляя нас в изоляции, в замкнутом пространстве эго. Первобытные обладали непосредственным доступом к бессознательному, помещая любые таинства и ужасы окружавшей их жизни в образы волшебных сказок. Эти образы репрезентируют внутреннюю драму души, которую мы по ошибке пытаемся свести к чему-то внешнему. В этом отношении весьма важно иметь в виду наличие подобного заблуждения при интерпретации волшебных сказок и историй. Только в случае, когда мы вглядываемся внутрь, в реаль-ность бессознательного переживания, мы можем понять более глубокий смысл волшебных сказок и обрести собственную целостность.

ГЕРОИ ВОЛШЕБНЫХ СКАЗОК — ФИГУРЫ АРХЕТИПИЧЕСКИЕ. При внимательном чтении сказок можно заметить, что их людские персонажи практически лишены непосредственной человеческой жиз-ни, хотя с виду они и являются нормальными человеческими существами — принцесса, принц, мальчик, девочка, солдат, царь, купец — что позволяет, в особенности детям, вполне эмоционально отожде-ствлять себя с теми или иными героями (чаще всего по половому признаку: мальчики с мужскими персонажами, девочки — с женскими). Они не обращаются к самим себе, не знают сомнений, не испытывают неуверенности — человеческие реакции им не свойственны. Сказочный герой бесстрашен, никогда не теряет присутствия духа, сражается до конца. Героиня безропотно идет на любые мучения и испытания ради достижения своей цели. В сказочном сюжете они выступают в роли трафаретных манекенов с неизменным психологическим портретом на протяжении всего повествования. То есть, несмотря на присутствие у них ряда достаточно выразительных человеческих качеств, герои волшебных сказок людьми в полном смысле этого слова не являются. Кто же они тогда? Они — архетипы, то есть, по сути, психические содержания, относимые к человеческому виду вообще и не имеющие своего источника в отдельном индивиде. Именно в сказках самые разнообразные архетипы представлены в наиболее полной, неприукрашенной и краткой форме, давая нам превосходные примеры для осмысления процессов, совершающихся в коллективной психике. Поскольку в мире архетипов нет градации ценностей, постольку по своему значению все волшебные сказки равны. Каждый архетип по своей сути является не только одним из аспектов коллективного бессознательного, но и представляет его в целом. В широком смысле, архетип — это относительно закрытая энергетическая система, чей энергетический поток пронизывает все грани коллективного бессознательного. Его не следует рассматривать как просто статический образ, так как он всегда одновременно является и сложным символическим процессом, специфически включающим в себя и другие образы. Другими словами, архетип — это определенный психический импульс, действую-щий наподобие отдельного луча радиации, и в то же время как единое магнитное поле, распрост-раняющееся по всем направлениям. Вот так и поток психической энергии «системы», архетипа, на самом деле пронизывает и все другие архетипы. Поэтому, несмотря на то что необходимо осознавать неопределенность и неточность архетипического образа, мы должны учиться и четко обрисовывать его контуры, объединяя все его грани в более законченный вид.

АРХЕТИП САМОСТИ. Аналитические психологи сходятся во мнении, что чаще других психических феноменов сказки пытаются описать архетип, который Юнг назвал Самостью. В Самости Юнг видел нечто принципиально отличное от эго, психического комплекса, представляющего лишь часть личности, ответственную за деятельность сознания. Саморегулирующая деятельность психического как целого определяется Юнгом в качестве архетипической Самости. Самость выступает как высшая власть в судьбе индивида [1].

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ СМЫСЛ МОТИВА ПРОКЛЯТИЯ ИЛИ ЗАКОЛДОВАННОСТИ. В заключение рассмотрим один из важных сказочных мотивов, а именно, психологическую динамику мотива проклятия или заколдованности. Заколдованность характеризуется временным состоянием, когда некто оказывается проклят, и от чего вследствие определенного развития событий или сцепления случайностей этот некто освобождается. Как правило, заколдованный или проклятый сказочный персонаж вынужден принять облик птицы, рыбы или животного (лебедь, лягушка, змея, медведь и др.) или безобразного человека (страшного карлика, уродливой старухи или старика). Терапевтически есть все основания уподобить заколдованного персонажа сказки человеку в состоянии невроза. Как и в сказках, где заколдованные герои могут творить зло, подчиняясь не собственной воле, а злой силе заклятия, человек, страдающий от невроза, характеризуется разладом с собой и разрушительными тенденциями — как по отношению к себе, так и к другим людям. Какая-то сила заставляет таких людей быть в своих речах и поступках хуже, чем они есть на самом деле, они плохо осознают, что говорят или делают, а во внешнем их поведении наблюдается печать некой принужденности.
Между способом освобождения от заклятия в сказках и психотерапевтическим процессом или вообще процессом лечения можно обнаружить много общего. Интересно отметить, что в сказках, как правило, моменту самого проклятия уделяется мало внимания, а в основном сказочный сюжет посвящен освобождению от колдовских чар, то есть непосредственно процессу исцеления. В качестве примеров подобного освобождения можно упомянуть сказочные персонажи, которым необходимо искупаться в кипятке или молоке, подвергнуться избиению или обезглавливанию. Иногда сказочный герой ждет избавительного поцелуя или выражений любви от другого персонажа, от него требуется сбросить свою прежнюю кожу или наоборот надеть шкуру животного и прочее. Равным образом в психотерапии каждый случай заболевания или личностной проблемы — единственный в своем роде процесс, совершающийся у единственного в своем роде индивида, так что всегда необходимо искать и соответствующий способ лечения, и индивидуальную его рецептуру. Единых рецептов на все случаи жизни не существует. Где-то нужно «купаться в кипятке», а где-то «сбрасывать кожу»…

ОТ СУМЫ И ОТ ТЮРЬМЫ НЕ ЗАРЕКАЙСЯ.
В волшебных сказках тот или иной персонаж нередко становится жертвой проклятия, в результате чего его поведение вынужденно приобретает разрушительный негативный характер и задача героя в этом случае как раз и состоит в том, чтобы освободить заколдованного человека от пут лежащего на нем проклятия. Можно утверждать, что всякий архетипический комплекс, всякое структурное единство коллективного бессознательного может подвергнуться проклятию или оказаться заколдованным; для этого вовсе не обязательно быть героем, воплощать собой архетип героя — беда может обрушиться и на любой другой комплекс. Здесь есть основание для сравнения подобных состояний с положением невротика. Ведь проклятие можно навлечь — если верить сказкам — и без какой-либо особой причины, без всякой вины со стороны человека. Например, в известной сказке о заколдованной принцессе отсутствуют какие-либо упоминания о причинах заклятия. Если же вина и имеет место, то она кажется уже незначительной вследствие того, что данный персонаж оказывается проклят или заколдован. Швейцарский аналитик фон Франц приводит пример из сказки братьев Гримм «Семь воронов». В ней отец посылает семерых сыновей за водой для крещения их сестры, но те в спешке разбивают у колодца кувшин. Раздасадованный отец восклицает в сердцах: «А чтоб вас всех в воронов обратило!» — и сыновья действительно превращаются в воронов, а их сестра, взрослея, начинает понимать, что обязана вызволить братьев из беды, поскольку часть вины лежит и на ней.

ВСЕ КОМПЛЕКСЫ ВОЗДЕЙСТВУЮТ ДРУГ НА ДРУГА. С психологической точки зрения заколдованного героя волшебной сказки можно сравнить с человеком, психике которого нанесен определенный ущерб, в результате чего она не в состоянии действовать нормальным образом. Например, если анима мужчины характеризуется невротическими свойствами, то даже если мужчина невротиком не является, все равно он будет чувствовать себя в какой-то степени заколдованным. Невротический комплекс часто наблюдается у вполне нормальной в других отношениях личности. В таких случаях говорят о различной степени невротизации у людей. Быть заколдованным означает, как указывает фон Франц, «что какая-то отдельная структура психического комплекса ослаблена или оказалась непригодной для жизнедеятельности. Целостная личность оказалась под воздействием ослабленного комплекса, поскольку комплексы живут, если так можно выразиться, внутри определенного социального порядка, заданного психической целостностью, и это — причина того, почему нас, аналитиков, интересует мотив заколдованности и ее лечения» [2].

ЛИТЕРАТУРА
1. К.Г.Юнг, и др. Человек и его символы. СПб. 1996.
2. М.-Л.фон Франц. Психология сказки. СПб. 1997 (в печати).

Источник: Урания №3-97