Великий Предел (Тай Цзи) рождает Два Символа, Два Символа рождают Четыре Образа, Четыре Образа рождают Восемь Триграмм.

Из Крыльев «Книги Перемен»

Сравним этот эпиграф со следующим параграфом «Дао-дэцзина» в переводе Ян-Хиншуна, впервые явившего русскому читателю термин «Ци»:
«Дао рождает одно, одно рождает два, два рождает три, а три рождают все существа. Все существа носят в себе Инь и Ян, наполнены Ци и образуют гармонию (§ 42).
Дао есть Пустота и Наполненность одновременно и не имеет имени. Дао есть Путь, График, Смысл — толкуют переводчики. Дао — это Все и Ничего — «He-Сущее», как сказано у Василида. «Все и Ничего» волнует и воображение Лейбница, подлинного создателя математического языка универсума для ЭВМ. «Ибо одним из главных пунктов христианской веры, причем таких, которые (и) людям, умудренным житейским опытом, менее всего доступны, а уж до язычников их (тем более) невозможно донести, является творение Всемогущим Господом всех вещей из ничего, — пишет Лейбниц местному владыке 2 января 1697 года, предлагая изобразить открытые им числа двоичной системы счисления на памятной медали. — И можно сказать, что ничто на свете не выразит это наилучшим образом да покажет наглядней, нежели возникновение чисел, как здесь представлено: единицей и нулем, т.е. ничем, и трудно найти в природе или философии лучший образец этой тайны. Поэтому и я на начертанной медали написал: Imago Creationis».
Опираясь на силу христианской веры, Лейбниц надеялся заинтересовать двоичным счетом китайского монарха, по слухам, большого любителя математики, сообщая, что даже «набросал Свет и Тьму», дабы выразить библейский Дух Божий, витающий над водой («и это тем более кстати, поскольку пустая Бездна и необитаемая тьма равносильны нулю и ничто, Дух же Божий и его Свет равноценны всемогущему Единому»). Нам остается сопоставить лейбницевский ряд первых восьми чисел с китайскими названиями триграмм, чтобы убедиться, что после первого удара возникшей из «Небытия-Кунь» плазменной «Молнии-Чжэнь» именно Вода-Кань» соберется в «Водоем-Дуй», а затем появится «Гора-Гэнь» и вспыхнувшее над нею «Сияние-Ли» будет пронизано «Ветром-Сюнь» до пределов творческого «Неба-Цянь»:

Эти триграммы прочитываются в квадратном обрамлении лейбницевской медали, похожей на китайскую монету. Так, Лейбниц предугадал китайскую схему, с которой ему предстояло ознакомиться, схему, где его «Образ Творения» явился как в зеркале. Вскоре миссионер Буве прислал ему именно такой чертеж с кругом Неба, где гексаграммы располагались по типу китайской монеты с квадратным отверстием посередине для связки монет.
Этот чертеж приписывается китайскому первопредку, драконообразному Фу-си, творившему в эпоху «Прежнего Неба», замененного впоследствии «Новым Небом» не менее легендарного Просвещенного Вэнь-вана, мантический порядок которого с вольным зеркально-парным расположением гексаграмм канонизирован в дошедшей до нас «Книге Перемен» Конфуцием. Последний, впрочем, сожалел об утраченных временах золото-го, века: «Феникс-птица не долетает, из реки Чертеж не всплывает — уже чувствую конец», — вздыхал Конфуций о временах Фу-си.
Удивительна сводимая к архетипу китайская астрономическая картина, ибо двоичный мир всплывает перед нами подобно вселенской Черепахе, разделенной хребтом Млечного Пути на черно-белое и красно-синее кино с квадратным желтым экраном в центре. Здесь четырьмя небесными секторами, содержащими по семь лунных станций, простираются сначала Северная Черная Черепаха (стихия Воды и Меркурия, зима) или Воин с гек-саграммой «Кунь»; за Черепахой Западный Белый Тигр (стихия Металла и Венеры, осень) с грудью Ориона, упирающейся в клюв Южной Красной Птицы (стихия Огня и Марса, лето) с лунной станцией N 22 и «Цянь». Далее у звезды Спика, куда указывает через Арктур по дуге рукоять Большой Медведицы, мы увидим вздыбленного Восточного Синего Дракона (стихия Дерева и Юпитера, весна), а в хвосте его у развилки Млечного Пути об-наружим лунную станцию N7 (или «Веялку»), о которой в древнейшей «Книге Песен» сказано, что там виден «Язык, готовый все пожрать.» И вот эта-то космическая веялка и перекачивает энергию небесного циклотрона по схеме Великого Предела.

Раннее Небо стремится к гармонии, которую помогают выявить парные гексаграммы «Позднего Неба», или порядка Вэнь-вана, образуя «Вселенскую Черепаху» с лапами, разделенными на севере и юге девятью гексаграммами, а с боков — тринадцатью, при этом на каждую из лап приходится по пять членений гексаграммного круга. Центры лап Черепахи опираются на крест с гексаграммами 25 и 45 в северной части и 46 и 26 в южной. Эта черепаха всегда готова перейти Млечный Путь: «Благоприятен брод через великую реку». Голова-«Цянь» и хвост-«Кунь» Черепахи, подчеркивающие хребет Млечного Пути, обрамлены парами Вэнь-вана 43, 44 и 23, 24, причем южный «Выход» подчеркивает вступление к северному «Возврату»: «Выходу и входу не будет вреда… Обратно вернешься на свой Путь (Дао)», — гласит перевод Щуцкого.
Порядок Фу-си таит в себе подлинно космический смысл:

«В древности Баоси (Фу-си) был ваном Поднебесной.
Смотрел вверх — созерцал образы на Небе,
Смотрел вниз — созерцал образы на Земле.
Созерцал узоры птиц и зверей и наземный порядок.
Близкое (сходное) брал с себя,
далекое (различное) брал с вещей.
С этого начал создавать Восемь Триграмм,
чтобы проникнуть в просветленную духом Дэ,
чтобы классифицировать свойства тьмы вещей.
Вязал узлы на веревках, плел сети и силки,
чтобы охотиться и ловить рыбу.
Видимо, брал это из гексаграммы Ли».

Гексаграмма 30 «Ли» означает сцепление и разделение, а также — располагать парами, рядами, отшельничество. В то же время «Ли» — это мифический безрогий дракон. Лучшего символа для вязания узлов и узоров не найти:

«Восемь триграмм составляют ряд, образы заключены внутри них.
Наложением (друг на друга) триграммы удваиваются, черты заключены внутри них.
Твердая и мягкая (черты) друг друга подталкивают, метаморфозы заключены внутри них.
Приложили афоризмы к ним (чертам) и определяют по ним указания (Судьбу)…»

Итак, на повестку выходит Судьба («Мин»).»

Конфуцианцы не только изучали «Книгу Перемен», они иногда и подражали ей. Такова, например, «Книга великой тайны» («Тай сюань цзин») Ян Сюна — весьма трудный и до сих пор не разгаданный текст. В нем также есть символические линейные фигуры (тетраграммы. — Ю.Ш.), по поводу которых высказываются афоризмы, только фигуры эти составлены из четырех черт каждая, причем есть три рода черт: целая, прерванная и дважды прерванная.* Таким образом, в «Книге великой тайны» 81 символ.

Ю.Щуцкий «Книга Перемен».

«Антропософия оказывает влияние и на мою научную жизнь: культура Китая содержит в себе наследие той поры в истории человечества, о которой греческий миф рассказывает как об Атлантиде», — писал Юлиан Щуцкий в 1935 году, году семи затмений, как и 1917. Здесь же он говорит о карме: «Эти законы в основном слагают историю человечества: на основании их Рудольф Штейнер указывал на критическую дату в развитии современности, на годы, начинающиеся 1935 годом, когда постепенно и для все большего количества подготовленных людей произойдет событие такой же важности, как мистерия Голгофы…» Надвигались два огненных года алой стихии, два года великих жертвоприношений, и Щуцкий готов был пожертвовать собой в канун сорокалетия: «Пусть во внешней жизни за мою любовь к Рудольфу Штейнеру я подвергаюсь репрессиям, презрению и т.д., все это — мелочи по сравнению с тем, что я получил от него в дар; если мировоззрение человека можно ощутить как систему духовных координат, то в этой системе он помог мне найти ее центр: Христа». Жертва созрела, ибо первая и вторая тетраграммы из «Книги великой тайны» — «Чжун» и «Чжоу» (Сердцевина и Круговорот). Стихи, которые Щуцкий успел перевести к этим тетраграммам, указывали на роковой рубеж: «Луна теряет свою круглоту: это — подлые начинают отступать». 3 августа 1937 года Щуцкий был арестован в поселке Питкелево Ленинградской области за три дня до новолуния во Льве: в ночь же на 18 ноября 1938 года, спустя три дня после полнолуния во Льве, когда Солнце установилось в Водолее напротив своей родовой отметки у Регула, а Луна достигла родового Асцендента у Спики в преддверии Восточного Синего Дракона, все было кончено: «Дракон исходит из сердцевины воочию от головы до хвоста — можно его принять за праобраз».
Лишь два камешка, но весьма важных для ицзинистики, положены Шуцким в 81-клеточный фундамент девя-тиэтажной башни, воздвигнутой Лао-цзы: «Девятиэтажная башня начинает строиться из горстки земли, путешествие в тысячу ли начинается с одного шага» (§ 64). От вехи «Книги Перемен» для колесницы Лао-цзы оставалось всего две Девятерицы перегонов, которые будут отображены строго графически и математически в тетраграммах «Книги великой тайны» и которые могут быть распределены по всем 81 разделам «Даодэцзина».
В сердцевине фундамента девятиэтажной башни великий Лао-цзы поместил только нулевые инь, вроде «черной дыры», заявив (§ 41): «Великий квадрат не имеет углов; большой сосуд долго изготовляется; сильный звук нельзя услышать; великий образ не имеет формы». Это центр креста, на верхней оконечности которого пребывает Отец всего сущего, а внизу Праматерь.
«Разве пространство между небом и землей не похоже на кузнечный мех? — вопрошает Лао-цзы. — Чем больше пустоты, тем больше он действует, чем сильнее в нем движение, тем больше выходит из него ветер». И этот вселенский лук может вращаться вокруг тетивы Млечного Пути, чтобы его пульсирующая энергия разливалась по четырем уровням тетраграмм, достаточных для 81-клеточного квадрата.
«Человек следует законам земли. Земля следует законам неба. Небо следует законам Дао, а Дао следует самому себе». Так Щуцкий, составивший словарь к «Даодэцзину», пояснил этот экологичнейший термин во Вселенной, ибо Пневма-Ци, обволакивая Древний Ян, как бы создает рисунок флейты или, находясь внутри, дает картину кузнечного меха, и отсюда впечатление, что Лао-цзы, работая над текстом, мысленно видел именно эти тетраграммы магической перекладины креста.
«Свет и Тьма стоят рядом как два и три», — говорится в «Книге великой тайны».** Они действительно рядом, двоичная и троичная системы счисления, самые выгодные для ЭВМ, как рядом стоят Конфуций, сожалеющий о том, что древний чертеж Фу-си больше не всплывает, и Лао-цзы, показавшийся Конфуцию драконом и воздвигнувший в честь «Чжоуи» девятиэтажную башню, сменившую такое же сооружение великого Яо, спасшего от наводнения Китай и, значит, свою Атлантиду.
Они стоят рядом: слишком земной Конфуций, веривший в ритуального благородного человека и осуждавший придворный и совершаемый не по рангу танец в восемь рядов гексаграмм и триграмм (Луньюй 111 1), и слишком небесный Лао-цзы, веривший в совершенномудрого человека и разрушавший заземленный ритуал космическим потоком первозданной Пневмы-Ци.
«Драконы бьются на oкраине, — сказано в комментарии к гексаграмме «Кунь». — Их кровь синя и желта». Драконы продолжают биться по краям квадратов и поныне.

---

* Эти черты Ян — Инь — Ци удобно обозначить для троичной системы счисления (З⁴ =81) как 1,0,-1.
** Далее — путь к современному генокоду Жизни, выросшему из четырех азотистых оснований: 4³ = 64.